Античная культура как колыбель европейского гуманизма

Прогресс человеческой культуры, ее нравственный потенциал неотделим от гуманистических традиций, истоки которых можно обнаружить уже на ранних ступенях развития античного мира. Гуманизм (от лат. humanis — человек, человечный), состоящий в признании самооценки человека и его права на свободное развитие и проявление своих способностей, является важнейшей характеристикой сменяющих друг друга исторических и культурных эпох, каждая из которых вкладывала в это понятие свое, созвучное времени содержание.

Гуманистический идеал культуры Возрождения и Нового времени

Великая историческая, поистине непреходящая заслуга Возрождения состоит в том, что оно открыло в человеке самого себя, свою естественную и непреложную принадлежность к роду человеческому. Если античность слагала гимны в честь героев, средневековье возводило на пьедестал коленопреклоненного почитания мученическую жертвенность святых, апостолов, то воз-рожденченский идеал — идеал свободного, невыразимо прекрастого в удивительной гармонии своего физического и нравственного совершенствования человека.

Идея «христианского» гуманизма в русской культуре, ее духовные приоритеты

Идея неразрывного единства нравственного и эстетического начал в гуманистически ориентированном мировоззрении, воспринятая русской философской и культурологической мыслью, получила в ней чрезвычайно своеобразное звучание. В. Соловьев и Н. Бердяев, П. Флоренский и С. Франк, Л. Карсавин, И. Ильин и В. Розанов — выдающиеся философы, культурологи, составившие золотой фонд русской интеллигенции, для которой высшей правдой стала правда человеческой совести. Весь свой талант и все свои устремления они направляли на утверждение человека как высшей ценности мироздания. При этом сам путь к человеку у них разный, вытекающий из своеобразия взглядов, особенностей философско-нравственного учения. С точки зрения, например, Н. Бердяева, «Человек — точка пересечения двух миров. Об этом свидетельствует двойственность человеческого самосознания, проходящая через всю его историю... Человек сознает свое величие и мощь и свое ничтожество и слабость, свою царственную свободу и свою рабскую зависимость, сознает себя образом и подобием Божьим и каплей в море природной необходимости»1 2, В центре внимания философа — богочеловек, или абсолютный человек, сознающий свою богоподобность и обитающий душой своей и помыслами своими в высших божественных сферах бытия, в отличие от человека падшего, погруженного в низшие сферы бытия. Соответственно задачу культуры, ее высший нравственный смысл Бердяев усматривает не только в том, чтобы вызволить падшего из мрака зла и насилия, осветив путь его животворным светом добра и красоты, но и укрепить дух абсолютного человека в его неустанном стремлении к богоподобию.

Неогуманизм и ценностные ориентации современной культуры

Этот вопрос оказался настолько емким и настолько значимым для самосознания культуры XX в., что ни один сколько-нибудь серьезный философ, культуролог не обходит его вниманием. XX в. дал новую волну гуманизма, получившего название неогуманизма, заявившего о себе в лице таких известных мыслителей, как Ж. П. Сартр, М. Хайдеггер, Э. Фромм, X. Ортега-и-Гассет. Своеобразным манифестом нового гуманизма, рожденного культурой XX в., можно считать работу Ж. П. Сартра «Экзистенциализм — это гуманизм». Суть «экзистенциалистского гуманизма», как его называет сам Сартр, состоит в напоминании человеку, что «нет другого законодателя, кроме него самого»1. Но провозглашая необходимость выбора и ответственность за него, Сартр вместе с тем подчеркивает, что новый гуманизм как гуманизм решительности и действия, ориентируя человека на самореализацию, ищет истоки активности не в погружении в себя, а во внешнем целепо-лагании. Более того, выбирая себя и определяя свою собственную сущность, человек тем самым выбирает, а соответственно и созидает других, благодаря чему осуществляется выход за пределы индивидуального бытия. Жизнь отдельного человека обретает общечеловеческую значимость. Самореализация человека посредством выбора есть, одновременно, утверждение определенного типа человечества с соответствующей этому типу системой ценностей. А поскольку ценности являются смыслообразующим центром культуры, то соответственно осуществляется и выбор того или иного типа культуры. И здесь следует одна очень важная мысль, обращение к которой подчеркивает несостоятельность обвинения «экзистенциального гуманизма» в декларировании анархии и произвола. Сартр пишет, что выбор, осуществленный человеком, всегда ситуационен, то есть является выбором в определенной исторической и социокультурной ситуации. Таков, например, выбор между жизнью раба и свободного человека. Языческое общество и культура давали один спектр возможностей для такого выбора, христианская культура средневековья — другой, культура Востока, внося свое видение и понимание проблемы соотношения свободы и несвободы, — третий. Историческая и социокультурная ситуация, как подчеркивает Сартр, достаточно четко очерчивает пределы возможностей волеизъявления человека, а соответственно — характер и направление его выбора. Использование же этих возможностей исключительно во власти человека, который хотя и ограничен рамками сложившейся культуры, созидает культуру будущего. Человек и сам устремлен в будущее, поскольку по сути своей он никогда не может быть завершен. «Человек, — утверждает Сартр, — это прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста. Ничто не существует до этого проекта, нет ничего на умопостигаемом небе, и человек станет таким, каков его проект бытия»1.

Ценностно-нравственный смысл любви, многообразие ее образов в гуманистической традиции

Итак, человек сам, по своей собственной сути — величайшая из проблем, питающих собой драматизм человеческой истории и человеческой культуры. Все, на что обращает человек свой взор, к чему устремляется его одновременно и дерзновенная, и смятенная мысль, все, наконец, чем полнится его жизнь, также является проблемой. Одна из них — проблема любви, сопутствующая жизни как каждого отдельного человека, так и всего человеческого рода. Нет ничего в мире более многообразного и бесконечно загадочного, сакрального в своей сути, чем человеческая любовь. «До сих пор о любви, — писал А. П. Чехов, — сказана только одна неоспоримая правда, а именно, “что тайна сия великая есть”, все же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и остались неразрешимыми».