КЛАССОВАЯ БОРЬБА В 30-е — НАЧАЛЕ 60-х ГОДОВ XVII в.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ СТАТЬИ

Окончание иностранной интервенции означало конец лихолетья, которое надолго запомнили жители России. Страна была разорена, истощена до предела. Предстояло многое восстанавливать, поднимать из пепла. На это ушли многие годы. Долгое время правительство Романовых не могло предпринять сколько-нибудь серьезных акций на международной арене, направленных на выполнение насущных национальных задач, в первую очередь на возвращение земель, утерянных в начале столетия (например, Смоленска) и ранее, во время феодальной раздробленности и ордынского ига. Правда, в начале 30-х годов правительство попыталось вернуть Смоленск, но неудача в русско-польской войне (1632—1634) показала, что страна еще не оправилась от потрясений «смутного времени», была еще недостаточно сильной, чтобы решать такие задачи. Лишь к середине столетия Россия в достаточной степени восстановила свое хозяйство.

Развитие страны имело весьма противоречивый характер. С одной стороны, заметно шагнули вперед хозяйство и культура, особенно в середине — второй половине столетия. С другой — сильно ухудшилось положение народных масс. Прежде всего это коснулось различных категорий крестьянства, которое составляло большинство населения (90%) и являлось основным производя^ щим классом феодальной России. В первые годы правления Михаила Романова большое число черносошных и дворцовых крестьян передали служилым людям, тем самым превратив их в крепостных. То же продолжалось и позднее. В целом в первой половине столетия свободу потеряли десятки тысяч крестьян. Крепостные не только вносили платежи, исполняли разные пог винности в пользу феодалов, но и несли тягло в пользу государства.

Крестьяне платили от 3 руб. (на дворцовых землях) до 24 руб. (на частновладельческих землях) оброчных денег с каждой единицы обложения — выти (она включала 18—24 десятины в трех полях). Обычно дважды в год (к рождеству Христову и Петрову дню) феодалы собирали с крестьян «столовый запас» — натуральный оброк. На барской запашке, размер которой в XVII в. продолжал увеличиваться, крестьяне исполняли барщинные работы, а их собственный надел уменьшался.

Большая часть прямых налогов, поступивших в казну, вносилась теми же крестьянами. Государству на ведение войн, нужды госаппарата, перестройку армии и т. д, нужно было все больше средств, ,В первой половине века основной налог — стрелецкий хлеб и стрелецкие деньги (на содержание стрелецкОгб войска) — вырос более чем в два с половиной раза. Увеличивались размеры других налогов — денег полоняничных, данных, оброчных, ямских и др Взимали экстренные сборы— двадцатую, десятую, пятую, т. е. поборы в размере 5, 10, 20% от общей суммы доходов. Крестьян же заставляли обрабатывать казенную, так называемую «десятинную пашню», хлеб с которой отправляли в царские житницы. Они несли повинности подводную, городовую (заготовка леса, постройка острогов-крепостей, рытье рвов и пр.), «струговое дело» (постройка судов для войск, посольств, разных посылок), постойную (содержание служилых людей во время постоев). Выделяли даточных людей для армии (1 человек с 10—20 дворов). Платили деньги банные, мельничные и многие другие.

В это время наблюдается имущественное расслоение среди Крестьян. Выделяются «прожиточные» люди, богатевшие на торговых операциях, промыслах, откупах. А многие крестьяне беднели, становились «вольными и перехожими людьми», бродягами, бобылями, наймитами у служилых людей, у собратьев-крестьян. Применительно к этим беднякам в источниках встречаются выражения: «кормиться своею работою», «жить гуляючи»^ «в со- седех переходя» и т. д. Эти люди «выбивались» из своей среды, переходили в другие категории — в «гулящие люди»,, низший разряды служилых людей.

Подобная социальная мобильность зависимых людей не устраивала феодалов, и они в течение нескольких десятилетий засыпали правительство челобитными с просьбами об увеличении срока сыска беглых крестьян. В 1619 г. власти восстанавливают 5-летний срок сыска беглых, не соблюдавшийся в «смутные» годы. В 1638 г. ввели 10-летний срок для помещичьих и монастырских крестьян, в 1640—1641 гг.—общий срок в 10 лет для всех беглых и в 15 лет для вывезенных крестьян. Указом 1646 г. предусматривалось проведение общей переписи крестьян и бобылей, их дворов, вводился бессрочный сыск. Но в следующем году снова объявили о 15-летнем сроке. Наконец Соборное уложение 1649 г. Положило конец всем колебаниям — бессрочный сыск беглых делал всех частновладельческих, монастырских, дворцовых крестьян «крепкими» своим владельцам. Начались массовые сыски беглых, которые продолжались всю вторую половину столетия. Деятельность сыщиков-дворян и их отрядов сопровождалась многими насилиями, владельцам были возвращены десятки тысяч беглых.

Крестьяне всеми силами сопротивлялись закрепощению все новых масс своих собратьев. Они бежали на окраины или в соседние уезды, даже за рубеж, переходили в посадские люди, казаки, служилые люди. Крестьяне предпринимали более активные, открытые выступления, нередко совместно с посадскими людьми (во время городских восстаний). Во время второй крестьянской войны они являлись его основной движущей силой.

Количество ремесленно-торгового населения в городах в XVII в. увеличивалось медленно, но неуклонно. Заметное развитие получило ремесло в городах и больших селах. Преобладающее место в нем занимало тяглое ремесло. Казенное, записное и дворцовое постепенно сдавало свои позиции. Немалое распространение получила простая капиталистическая кооперация. Наконец, появляются десятки мануфактур с применением не только крепостного, но и вольнонаемного труда. К середине XVII в. имелось до 30 таких предприятий, в течение всего столетия существовало (то возникая, то исчезая) до 60 мануфактур. Постепенно налаживались и развивались производства металлургическое, текстильное, солеваренное, оружейное, химическое и др. Для этого времени характерен рост применения вольнонаемного труда (на мануфактурах, в солеварении, на рыбных промыслах, речном и гужевом транспорте и др.). С XVII в. начинается процесс складывания всероссийского рынка — отмечается заметный рост связей областных рынков с Москвой.

Всего^в XVII в. в России имелось примерно около 400 городов. В первой половине столетия из 107413 дворов в 226 городах около одной трети принадлежало посадским людям (29% дворов в 73 городах). Помимо них, большое число дворов принадлежало служилым людям (60,1%) — по отечеству (дворяне) и по прибору (стрельцы, городовые казаки, пушкари и др.). Ремеслом и торговлей наряду с посадскими тяглецами занимались крестьяне (закладчики, проживавшие в городах на дворах феодалов) и служилые люди по прибору.

Большинство среди посадских людей составляли «молодшие» и «средние» люди. К городскому патрициату, «лучшим» людям, принадлежали гости, члены Гостиной и Суконной сотен, скупщики, другие крупные купцы, осуществлявшие операции на внутреннем и внешнем рынке, державшие винные откупа, исполнявшие обязанности сборщиков пошлин, голов, целовальников. Все посадские люди выступали как единое сословие против тяжелых налогов, служб, за монополию в торговле (торговые привилегии иностранных купцов вызывали их протесты), за ликвидацию белых свобод и мест, в которых их конкурентами были принадлежавшие феодалам, светским и духовным, крестьяне, холопы и и др., не платившие налоги в казну.

Посадские люди вносили многие налоги; прямые (стрелецкие, ямские и другие деньги), косвенные (таможенные, кабацкие и др.), экстренные сборы (пятая деньга и др.). Исчисляли их с «сохи», в которую входили 30—40 дворов «лучших людей», 50— 60 «средних», 70—80 «молодших», 100—120 «худых», т. е. совсем бедных. Во время войн появлялись дополнительные сборы (например, «солдатские» или «немецкие кормы» в годы Смоленской воины), мобилизовались люди (по 4 чел. с сохи), лошади, подводы (по 1 тыс. подвод с Москвы, 987—с остальных городов).

С 1631 г. этих даточных, или посошных, людей посадские и волостные жители нанимали за свой счет ежегодно.

К этим тяготам прибавлялись гнет, поборы, насилия местной администрации — воевод и их помощников. Они заставляли работать на себя посадских людей, брали с них деньги, продукты.

Ремесленно-торговое население городов вело постоянную борьбу против гнета феодального государства, злоупотреблений воеводской власти на местах. Это был главный фронт классовой борьбы. Вторым являлась внутрисословная борьба между «большими» и «меньшими» на самом посаде.

Промежуточное положение занимали приборные служилые люди. С одной стороны, они осуществляли полицейские, карательные функции, являясь орудием в руках властей, с другой — происходили из социальных низов — крестьян, холопов, посадских, стрельцов и др., занимались ремеслом и торговлей, подвергались эксплуатации со стороны государства, начальников-дворян. Это обусловило их двойственное поведение во время классовых столкновений, весьма частых в XVII в.,— они то подавляли народные движения, то становились их участниками, выступали против властей и своего начальства.

По неполным данным, в 1632 г. в 120 городах числились 36 тыс. приборных людей, в 1650 г.— более 60 тыс. в 150 городах. Помимо военной, они несли сторожевую и станичную службу, пахали, как и крестьяне, посадские люди, десятинную пашню «на государя», т. е. в казну. Жалованья, которое выплачивалось нерегулярно и не полностью, не хватало, подчас его и вовсе не выдавали. Получали они от казны землю на прокормление,, но в отличие от дворян не индивидуально, в поместье, а коллективно, товариществами, в общей меже. Обрабатывали землю члены их семей. Во второй половине столетия их заставили платить с нее натуральный оброк (четвериковый хлеб в государевы житницы). Барщина на казну, каковой в сущности являлась работа на десятинной пашне, несение с середины века тягла с ремесленных и торговых занятий (до этого они освобождались от него), работа на начальников и ту же казну — все это типичная феодальная эксплуатация. По своему положению приборные были близки к посадским людям и крестьянам. В их среде тоже существовали имущественное неравенство, социальная рознь. Большинство рядовых стрельцов, пушкарей, воротников и др. подвергалось гнету и насилиям; их же командиры — стрелецкие и казачьи головы (из дворян, как правило), а также пятисотные, сотники, пятидесятники— были обеспечены гораздо лучше, являлись опорой правительства. Между этими группами происходили несогласия, столкновения, дело доходило до открытой вражды и борьбы. ^

В отличие от этих категорий населения феодалы в XVII в. сильно укрепили свои позиции. Правительства неоднократно и в массовом порядке наделяли их землями и крестьянами за «московские осадные сидения» во времена «смуты» и прочих неурядиц, Народных восстаний, за участие в их подавлении, в военных походах, посольствах и т. д. Повышения в чинах также сопровождались соответствующими «дачами». В центре Европейской России феодалам раздали все свободные земли. Пошли в

127

раздачу черные крестьянские земли в северных и восточных уездах, потом — к югу от Оки, в Поволжье. Рост феодального землевладения— характернейшее для XVII в. явление.

Феодалы эксплуатировали крепостных крестьян, которые исполняли на них барщинные работы, вносили денежные и натуральные оброки. На них же работали ремесленники вотчинные, проживавшие в их имениях, и беломестные, живущие в городских слободах и дворах, которые принадлежали их господам. Беломестцы не несли тяглых повинностей в пользу казны, обогащая только своих феодалов, светских и духовных. Последние имели в городах немалое количество «обеленных» дворов и слобод. Например, Романовым, родственникам царя, принадлежали более 7 тыс. дворов в 30 городах, слобода Бутырки в Москве, три городка — Романово Городище (543 двора), Скопин (296 дворов) и Измайлово (176 дворов). Немалые беломестные владения имели бояре Черкасские, Стрешневы, Лыковы, Мосальские, Салтыковы и др. В руках монастырей было более 4,5 тыс. дворов в городах. Правда, часть бояр (Морозовы, Одоевские, Голицыны, Львовы и др.) не имела или почти не имела белых мест и слобод. Между этими двумя группами крупных феодалов усиливались разногласия, шла борьба за подобные владения, рабочие руки, землю.

Существовали и другого рода противоречия между феодалами — крупными, с одной стороны, и средними и мелкими (городовые дворяне и дети боярские; их число q 26,1, тыс. в 1632 г. выросло до 39,4 тыс. в 1651 г.)—с другой. Многие из мелких дворян владели небольшими поместьями. Другие, (например, в районе Дикого поля, Сибири) не имели крепостных крестьян, сами обрабатывали землю. Третьи были беспоместными; часть из них даже переходила на положение холопов (как это случилось с И. И. Болотниковым в конце XVI в.).

Все это еще более обостряло борьбу за землю и крестьян между феодалами. Но они занимали общую позицию по отношению к правительству в требованиях о бессрочном сыске крестьян, превращении поместья как условного земельного держания в наследственную вотчину.

И в том, и в другом центральная власть шла им навстречу. Уже в первой половине века шел процесс «обояривания» поместий, т. е. превращения их в вотчину (по распоряжению правительства — в награду за ту или иную службу феодала, передача поместья погибшего на войне дворянина в вотчину его семье, родственникам, землякам). В ответ на непрерывные челобитные дворян правительство по Соборному уложению 1649 г. сделало бессрочным сыск беглых. По этому же акту ликвидировались беломестные слободы в городах, которые отписывались «на государя», а их обитатели должны были платить, как и все посадские люди, налоги в казну.

Эти меры способствовали удовлетворению требований мало^- обеспеченных слоев дворянства, консолидации феодалов. Проти

128

воречия между отдельными прослойками феодалов, выдвижение мелкими дворянами требований к правительству, даже проявление с их стороны некоторого недовольства, которое подчас приводило к тому, что они на время примыкали к народному движению,— все это, естественно, не делало их классовыми противниками властей, крупных феодалов, их противоречия не имели антагонистического характера *.

Главное противоречие, антагонистическое по своей сущности, заключалось в отношениях между господствующим классом феодалов, с одной стороны, и феодально зависимыми слоями населения— с другой.

Положение социальных низов в обстановке тяжелых поборов и повинностей было очень нелегким, и первое же серьезное испытание времени Смоленской войны сразу это показало.

Накануне и в ходе войны недовольство низов проявлялось в разных формах: это — «неподобные слова» и «непригожие речи» о царе и его отце — патриархе, сомнения в законности их правления, самозванчество (появление новых Лжедмитриев), бегство крестьян и холопов, волнения, восстания.

С началом войны правительство объявило о наборе в военные отряды «охочих людей» из вольных. Подобные отряды появились в немалом количестве, причем вступали в них не только вольные, но и зависимые, крепостные. Они объявляли себя «вольными казаками», «шишами» (партизанами-разведчиками). С самого начала, с осени 1632 г., они не только включаются в военные действия, помогая армии, но нередко ведут борьбу против помещиков и вотчинников: совершают набеги на их имения, устраивают в них погромы, захватывают имущество. Действуют они в Ме- щовском, Серпейском, Рославльском уездах. К ним перебегают солдаты из царских полков.

В ноябре, когда армия Шеина по дороге к Смоленску находилась под Дорогобужем, к нему пришли крестьяне Дорогобужского и Смоленского уездов, «которые радеют государю, Балаш с товарищи, и били челом, чтоб им позволил, собрався с вольными людьми, быть в шишах и языков добывать». Отряд Ивана Балаша насчитывал 400 чел. и стоял в острожке под Смоленском; к нему «пошли из полков самовольством от голоду русские солдаты»; всего собралось до 200 человек из разных полков, «и стоят те солдаты с шишами вместе».

Иван Балаш, крепостной крестьянин Болдина монастыря Дорогобужского уезда, и его собратья начали по своей инициативе борьбу против польских военных сил под Смоленском, «за литовским рубежом», потом в других местах — в Дорогобужском и Рославльском уездах, под Кричевом и Стародубом, Гомелем и Чичерском. В его отряд вливались местные крестьяне («порубеж-

1 См.: Чистякова Е. В. Городские восстания в России в первой поло

вине XVII в. (30—40-е годы). Воронеж, 1975.

9 Заказ № 1394

129

иые мужики»), солдаты. Действовали они то самостоятельно, то вместе с регулярными частями.

Под Трубчевском со второй половины ноября 1632 г. воевал другой отряд — из крестьян Комарицкой волости Трубчевского уезда, всего 1,5 тыс. человек. Одним из его предводителей был дворянин С. Веревкин.

В январе следующего года в Стародубском уезде происходит объединение отряда И. Балаша и части «комарицких и кара- чевских мужиков». Объединенный отряд совершает нападение на имения феодалов. В него вливаются «охочие люди северских и украинных городов», донские казаки, малоимущие дети боярские. Действия отряда выходят из-под контроля правительства.

Власти обеспокоились. Они шлют грамоту за грамотой к Ба- лашу и другим предводителям, призывают их вернуться «на государеву службу» под Смоленск, обещают прощение. Часть участников движения, прежде всего местных крестьян, разбрелась по домам. Другие разделились — одни хотели идти к Смоленску (в том числе и Балаш), другие пошли к Путивлю, т. е. в противоположную сторону. Царские воеводы приняли меры — организовали преследование ушедших, откололи от них часть людей, отбили Балаша, которого восставшие связанным везли с собой. В итоге под Смоленск пошло до 400 чел., Балаш оказался в тюрьме. Оставшиеся в отряде люди некоторое время шли на юг, но потом тоже разошлись в разные стороны, некоторые пришли под Смоленск. Происходило это в марте — апреле 1633 г.

Но «балашовцы», оказавшиеся под Смоленском, а также в Москве, продолжали сеять семена недовольства, подговаривали «в воровство» разных людей — холопов, солдат и др. Из Москвы бегут или пытаются бежать на юг или «на Северу», т. е. в Северскую Украину, недовольные люди. В зоне же военных действий после распада отряда Балаша казацко-крестьянское движение продолжается, центром его становится город Рославль с уездом. Его участники продолжают называть себя «казаками Балашова полку», «балашовскими казаками», хотя сам Балаш погиб в тюрьме. Обаяние и притягательная сила его имени были очень велики. Предводителями-атаманами с лета 1633 г. до июня 1634 г., когда заканчивается это движение, выступают Анисим Чертопруд, Федот Лях, Иван Теслев, Тимофей Коробкин, Агей Иванов, Григорий Ростопчин.

Под Рославль из разных мест к августу — декабрю 1633 г. и началу следующего года собрались и объединились отряды из- под Смоленска, Велижа и др. 5 октября сюда явились 1,2 тыс. донских и яицких казаков во главе с А. Чертопрудом, бежали солдаты из-под Вязьмы, Дорогобужа, Брянска, Можайска, посадские люди многих городов, крепостные крестьяне и холопы разных уездов, «гулящие люди», вплоть до Поволжья и Севера, Урала и Сибири. С осени 1633 г. появляется немало беглых разного чина из Москвы. Силы восставших достигают 3 тыс. человек.

130

Рославльский лагерь стал своего рода убежищем для угнетенных, пробиравшихся в него с разных сторон, возбудителем их антифеодальных настроений. Повстанцы продолжают борьбу «ба- лашовцев» с окрестными феодалами, участвуют и в военных действиях под Смоленском.,

30 октября 1633 г. состоялся специальный приговор Боярской думы о посылке в рославльский лагерь «дворянина добра» — И. В. Наумова, с тем чтобы тот, возглавив рославльское «войско», отколол от движения детей боярских и казаков, «поймал» крестьян и холопов и вернул их владельцам. Одновременно власти обнародовали несколько актов о выдаче денежного жалованья дворянам разных категорий, о невзимании «даточных людей» с вдов тех дворян, которые погибли на войне. Начались переговоры с Польшей о заключении мира.

Наумов прибыл в рославльский лагерь в декабре, но выполнить свою миссию ке мог. Более того, «балашовские казаки», используя его посредничество, переслали в Москву свои требования: разрешить им свободный проезд через Брянский уезд в Москву (так как они возят-де в столицу «языков», отписки и пр.), унять действия брянских дворян против «казаков», «не иматься» за имеющихся в их войске боярских людей, т. е. крепостных крестьян и холопов, а также за скопившееся у них имущество, «отбитое» во время походов «за рубеж» (и у местных русских дворян и бояр в их имениях, о чем «казаки» дипломатично умалчивали).

Правительство, заинтересованное в «успокоении» юго-западных районов, пошло на компромисс: «отпустило вины» рославль- ским «казакам», указало дворянам «не иматься» за имущество и «вольных людей, которые ныне с ними», т. е. с участниками движения.

В январе и феврале 1634 г. в Москве побывали атаманы А. Чертопруд и И. Теслев с есаулами и небольшими станицами (в 50, 90 человек). В столице их с большим сочувствием встретили низы, а многие холопы и крестьяне ушли к ним. Когда Чертопруд и его товарищи покинули город, по пути к нему присоединялись «дворянские многие люди» (крепостные крестьяне); в Козельске они «взбунтовали» гарнизон беломестных казаков и стрельцов, которые «своровали» — сбежали «к тем рославльским казакам».

15 февраля Чертопруд с отрядом в Брянском уезде встретился с основным рославльским войском. Наумов, формально его возглавлявший, попытался отправить «казаков» в царское войско князей Д. М. Черкасского и Д. М. Пожарского. Но Чертопруд, собрав круг, отказался подчиниться, «и почала быть,— как сообщал в Москву тот же Наумов,— непослушанья и шарпаНья великая. И привел казаков на воровство».

Иван Теслев и его товарищи, будучи в Москве в феврале, пытались по существу организовать выступление столичных холопов и посадских против властей. Беглые московские холопы со

9*

131

бираются в Голутвенной слободе, где стояли казаки Теслева, и в селе Семеновском. Власти схватили Теслева, подвергли его пытке и подавили начинавшееся было движение. Но из Семеновского группа недовольных ушла к Рославлю.

Рославльские казаки, по донесению И. Наумова, не спешили идти на соединение с царскими полками: «Меня, холопа твоего,— писал он с сокрушением,— ни в чем не слушают и дорогою идут на твою государеву службу медленно неведомо для чего». Вместо того чтобы идти к Можайску, они остановились в Брянском уезде, где приходили во владения местных дворян и детей боярских «и животы их пограбили и дворянских и детей боярских жен и детей в полон имали». Таким образом, рославльское войско, делая вид, что исполняет распоряжения московских властей, на самом деле продолжало действия, носившие антифеодальный характер. 19 февраля оно подошло к Брянску, два дня простояло в слободах Пушкарской и Затинной. Многие горожане (холопы, посадские, стрельцы) и крестьяне «побежали из Брянска в во- рбвство, в казаки».

Фактическим главой движения, которое из казацко-крестьянского превратилось в крестьянско-казацкое, выступает А. Черто- пруд, человек, как это чувствуется по документам, смелый и энергичный. 22 февраля он привел повстанческое войско в Козельский уезд, который стал базой движения. Сюда, в Дудинскую волость, прибывали новые отряды повстанцев — стрельцов, солдат, холопов, крестьян. Они продолжали «уезды воевать», отказывались идти в царское войско, принимали в свои ряды многих новых людей, а в ответ на приказ Наумова не делать это отвечали:

— Мы к себе в войска не призываем, а от себя не отсылаем!

Восставшие продолжали громить имения окрестных помещиков. Их эмиссары с отрядами появляются то тут, то там. Повстанческое войско сильно изменилось по своему составу. Если вначале донские и яицкие казаки составляли 40% всех участников (1,2 тыс. из 3 тыс.), то позднее их доля сильно уменьшилась, их ряды пополнились сотнями и тысячами крестьян, холопов и прочих, записавшихся в «охочие казаки». На круге в селе Волховец 20 марта присутствовало около 8 тыс. повстанцев, и собственно казаки составляли теперь сравнительно небольшую часть.

Для этого этапа движения характерны выступления не только главного войска восставших, но и ряда крестьянских отрядов на местах.

Подобные движения происходят во многих уездах:                Алек

синском, Калужском, Серпуховском, Лихвинском, Воротынском, Мещовском, Козельском, Медынском, Белевском, Волховском, Карачевском, Мценском и др.

Антифеодальная борьба продолжалась, и Наумов, сказавшись больным, попросил об отставке. Прибывший ему на смену воевода Л. Бунаков тоже ничего не смог поделать, казаки и его не стали слушать, не шли в царское войско. Они перешли под Ко

132

зельск, стояли здесь три недели, 31 марта разбили 5-тысячный

польско-литовский отряд.       ,              .              .

По донесению Бунакова, к восставшим «изо многих мест хр- лопы боярские и из городов стрельцы и казаки и всякие люди приставают беспрестанно, и в Калужском, государь, и в Белевском уезде и в иных городах по многим местам собираются и по своей воле ходят, воруют, православных христиан ломают и жгут, и до смерти побивают, села и деревни жгут и всякое воровство чинят... А которые, государь, атаманы и казаки есть из них, не хотя воровства, им говорят, от воровства унимают, и они тех ие слушают, потому что воров умножилось». Таким образом, среди участников движения имелись разногласия: меньшинство, прежде всего из собственно казаков и атаманов, стремилось к прекращению «воровства», т. е. антифеодальных выступлений, большинство же «охочих людей», прежде всего, конечно, из крестьян и холопов, выступало сторонником именно антифеодальных действий.

Но повстанческое войско, сильно разросшееся за счет небоеспособных людей, быстро потеряло организованность, дисциплину. В нем стала преобладать стихия. Постепенно движение сходило на нет, и правительство подавило его силой

В том же 1634 г. и позднее вспыхивали волнения в Москве. Вызваны они были вескими причинами. В столице, по данным источников, насчитывалось до 27 тыс. дворов и проживало itp 200 тыс. человек (одна треть всего городского населения страны). Более половины жителей составляли посадские люди (50,5%)', далее идут светские феодалы (20%), духовенство (10%), приказные люди — дьяки, подьячие и пр. (8%), казенные ремесленники и иноземцы (8%), крестьяне и беломестцы (3%). Дворы стояли в Кремле, Китай-городе, Белом городе (в пределах современного Бульварного кольца) и Земляном городе (в пределах современного Садового кольца), в слободах, располагавшихся вдоль дорог, шедших из центра в разные стороны. Всего в столице и около нее было 11 сотен, 3 полусотни, 2 четверть сотни, 30 слобод.

Среди московских ремесленников насчитывалось, по новейшим данным ученых, 259 профессий, для которых характерна большая дробность специальностей (в металлообработке — кузнецы, скбб- ники, замочники, крестники, сабленники, серебряники и др.; среди кузнецов — котельщики, медники, ножевники и др.). Большинство посадских принадлежали к бедным и средним слоям. Так, по данным за 1634 г., 44,7% чернослободцев имели имущество стоимостью до 5 руб.; это — «меньшие», «молодшие» люди; 46,7%' «средних» — до 50 руб.; 1,9% «лучших» — свыше 250 руб. Основную долю налогов вносили представители первых двух групп 1

1 См.: Поршнев Б. Ф. Социально-политическая обстановка в России во время Смоленской войны.— История СССР, 1957, №5, с. 112—140; Его же. Развитие «Балашовского движения» в феврале — марте 1634 г.— В кн.: Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. М., 1963, с. 225—235.

133

посадских людей, которые были прикреплены к тяглу. В случае ухода тяглеца из слободы или сотни его доля платежей раскладывалась на оставшихся. Поэтому посадские люди были заинтересованы в каждом тяглеце, а казна —в общем увеличении числа посадских, плативших налоги. Постановление Уложения 1649 г. о ликвидации белых дворов и слобод соответствовало интересам и государства, и посада. В результате «посадского строения* 1649—1652 гг. у духовенства отобрали в Москве 1237 дворов, у светских феодалов—173 двора.

В столице размещалось до 20 тыс. стрельцов, живших в 20 слободах. Они получали, часто нерегулярно и не полностью, жалованье, занимались ремеслом и торговлей.

Московский рынок (150 рядов, 4 тыс. лавок) собирал большое число торговцев и покупателей, столица являлась центром формирующегося всероссийского рынка.

Проживало в Москве немалое число холопов, они исчислялись тысячами (отдельные бояре имели дворню в несколько сот человек). В десятках приказов (60 приказов —в 1638 г.) служило более полутысячи дьяков и подьячих, имевших холопов, обогащавшихся взятками и прославившихся «московской волокитой».

При почти 400 церквах кормились многие сотни священнослужителей, а также нищие, калеки, юродивые и прочие обездоленные. Немало скапливалось прихожего люда из ближних и дальних мест; они пополняли ряды гуляющих и нищих, наймитов и тяглецов.

Скопление большого числа малообеспеченных, эксплуатируемых людей, естественно, представляло немалую опасность для властей, феодалов. Недовольство низов выплеснулось наружу уже во время приезда в Москву двух отрядов «балашовцев» — Анисима Чертопруда и Ивана Теслева —в 1634 г. Столичные низы сочувствовали им, поскольку были очень недовольны ростом налогов, частыми сборами «пятой деньги».

В замоскворецкой Голутвенной слободе собралось много недовольных, в том числе холопов из разных мест. Другим центром назревавшего движения стало село Семеновское. Правительство послало в слободу и село карательные отряды, чтобы «пере- имать» холопов. Но они ничего не смогли сделать. В Семеновском каратели получили отпор. После этих событий до 500 «беглых холопей боярских и из городов стрельцов, и казаков, и всяких людей под 6 знамены» во главе с атаманом Семеном Белобородовым ушли из Москвы и вскоре оказались в рославльском повстанческом лагере.

Уход части угнетенных отнюдь не успокоил оставшихся. Московские жители продолжали волноваться. Их недовольство подстегивалось неудачами под Смоленском, капитуляцией армии Шеина, пожарами в столице. По сообщению польского канцлера Жадика, «на Москве учинилась в людях рознь великая; да на Москве же де были пожары большие, а выгорела Москва мало не вся». Адам Олеарий добавляет к этому: в Москве «грозило

134

вспыхнуть всеобщее восстание»; власти казнили Шеина, и «народ был удовлетворен, и мятеж прекратился». Сибирский казак Алексей Леонтьев поведал жителям Сургута: «Делаетца-де на Москве нестройно, разделилась де Москва натрое: бояре себе, а дворяне себе, а мирские всяких чинов люди себе ж»1.

В марте i636 г. в московском Китай-городе случился очередной большой пожар. Очевидно, власти растерялись, и москвичи бросились в торговые ряды, начали громить лавки богатых торговцев, хранившиеся в них товары участники волнений брали себе или несли к Никольским воротам Китай-города, где делили их между собой. Сохранившееся следственное дело свидетельствует, что в погромах участвовали холопы (Д. Васильев, К. Артемьев, В. Карпов, Д. Семенов, И. Дементьев, И. Яковлев и др.), тяглецы (В. Телегин, И. Григорьев, Е. Федотов и пр.), стрельцы (К. Кузьмин, М. Петров, Н. Зыков, Т. Титов, десятник И. Дмитриев и пр.), ярыжка И. Харламов и др. Они, помимо лавок, громили дворы в городе, открывали тюрьмы и выпускали из них колодников, «били» кабаки.

Власти жестоко подавили волнения, его участников пытали в приказах, жгли огнем, заковывали в «цепи и железо»2.

Через 12 лет после этих событий вспыхнуло новое, гораздо более мощное движение, получившее в источниках, потом в дооктябрьской историографии название «Соляного бунта». Современники единодушно отмечают его размах, участие в нем большого числа московских простолюдинов и приезжих людей. Принадлежали они к разным сословиям. Их действия носили антиправительственный, антифеодальный характер. Представители господствующих слоев (часть дворян и верхов посада) приняли то или иное участие в событиях 1648—1649 гг., что дало основания для утверждений о дворянстве как «участнике» Московского восстания, о «единачестве» дворян и посада, будто бы имевшем место во время «бунта». Картина восстания была довольно сложной, неоднозначной, но это не дает основания для зачисления феодалов и социальных низов в один лагерь.

Восстание началось 1 июня 1648 г. В этот день молодой царь Алексей Михайлович со многими приближенными и охраной возвращался с богомолья.

Как только царь въехал в город, его встретила большая толпа москвичей и приезжих, в том числе челобитчиков по разным делам, собравшихся в столицу с разных концов страны. С криками окружили они карету и жаловались на Л. С. Плещеева, начальника Земского приказа, ведавшего управлением столицы, его ремесленно-торговым населением, московского «бургомистра», как его называли иностранцы. Участники начавшегося движения, по * *

1 См.: Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906, с. 200—202; Поршиев Б. Ф. Социально-политическая обстановка в России, с. 114, 138—139.

* Чистякова Е. В. Москва в середине 30-х годов XVII в. В кн.: Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 301—309.

135

словам А. Олеария, указывали «на несправедливости Лебнтия

Степановича Плещеева и ежедневно совершавшиеся им дурные поступки» и просили, «чтобы он был смещен, а на его место был посажен честный человек».

Царь поехал дальше. Восставшие пытались подать челобитную царице. Но стрелецкая охрана разогнала их, арестовав при этом 16 человек, которых отправили в пыточный застенок, в Кон- стантино-Еленинскую башню Кремля. Это привело в ярость народ, и в царскую свиту полетели камни. Некоторые бояре получили ранения.

На следующий день состоялось шествие с крестом и иконой Владимирской божьей матери в Сретенский монастырь. К царю снова обратились с жалобами окружившие его люди, потребовав освободить арестованных. Царь обратился к боярину Б. И. Морозову, главе правительства и свояку (они были женаты на родных сестрах). Тот дал разъяснения, и Алексей Михайлович обещал народу, что выслушает его, когда вернется из монастыря. Но за воротами Кремля царя встретило еще больше людей. Они опять требовали дать отставку Плещееву и тем самым прекратить притеснения и взяточничество приказных людей.