Классовая борьба и народные движения XII —первой трети XIII века

Переход к феодальной раздробленности означал в целом шаг вперед в экономическом, политическом и культурном развитии Руси. Развитие хозяйства и культуры в рамках меньших по размерам государств, со своей, местной, властью, заинтересованной в процветании своего удела, получило заметные новые импульсы, и первое столетие эпохи раздробленности, т. е. время до «Батыева нашествия», воочию показало преимущества нового порядка. Развитие феодального хозяйства, светского и духовного, сопровождалось значительным увеличением числа боярских вотчин, монастырских владений.

Источники засвидетельствовали несомненный экономический подъем во всех русских землях в это столетие, усиление позиций боярства, которое нередко бросало вызов власти князей, а в Новгороде и Пскове одержало верх над ними и встало у руля управления этими феодальными республиками. Князья вели с боярами ожесточенную борьбу, опираясь на города, на дворян, появившихся в эти столетия, на все силы, стремившиеся к ликвидации усобиц, войн, к спокойному, мирному труду.

. Конечно, раздробленность, когда княжества непрерывно дробились на мелкие и мельчайшие уделы, а их правители вели между собой беспощадную борьбу за земли, вассалов и крестьян, за власть и влияние, не могла не привести к политическому, военному ослаблению Руси. Учащались нападения чужеземцев. Подобные отрицательные последствия феодальной раздробленности усиливали бедствия социальных низов, способствовали росту их недовольства, усилению классовой борьбы, с одной стороны, стимулировали централизаторские тенденции, проявившиеся уже тогда в некоторых наиболее сильных княжествах на юго-западе (Галнцко-Волынская Русь) и северо-востоке (Владимиро-Суздальская Русь) — с другой.

В XII—первой трети XIII в. продолжается быстрое развитие феодального землевладения, крестьянского хозяйства, ремесла, торговли. В это время возникло более 180 городов. Русские земли по уровню экономики и культуры стояли на одном из первых мест в Европе. Дальнейшее обострение социальных противоречий обусловило расширение классовой борьбы.

Классовая борьба в русских землях приобретает новые черты. Во-первых, расширяется ареал самой борьбы — народные движения происходят не только в Киевской, Новгородской и Суздальской землях, но и в ряде других, где ранее их не наблюдалось, Во-вторых если раньше главным центром классовых столкновений являлся Киев —«матерь городов русских», то теперь, со второй четверти XII в., он перемещается на север —в Новгородскую республику, Владимиро-Суздальское княжество.

У Падение экономической и политической роли Киева не означало конечно, прекращения классовой борьбы в городе и княжестве,’ она продолжается, но не имеет уже прежней силы, идет постепенно на убыль. Ее проявления нередко связаны с выступлениями горожан на стороне того или иного князя, боровшегося за киевский стол. После Владимира Мономаха (1113—1125) и его сына Мстислава (1125—1132) за право княжить в Киеве разгорелась борьба между Мстиславичами и Ольговичами. В 1138 г. власть захватил Всеволод Ольгович (сын Олега Святославича, правнук Ярослава Мудрого), правивший до 1 августа 1146 г. Перед смертью он передал власть брату Игорю. Бояре и церковные иерархи, т. е. Гора, поддержали его кандидатуру. Но Подол (ремесленники, торговцы) выступили на стороне более слабых Мстиславичей. Обе враждующие группы собирали отдельные веча — на Горе и Подоле. Игорь Ольгович «созвал всех киевлян на Гору на Ярославль двор», где их привели к присяге. Но тут же собрались все снова, вероятно, на Подоле «у Туровой божницы». К этому вече приезжал Игорь «и стал с дружиною своею, а брата своего Святослава послал к ним на вече».

Вече бурлило, киевляне кричали, выдвигали обвинения в адрес покойного князя, жаловались на самоуправство и насилия тиунов князя Всеволода — киевского Ратшу и вышегородского Тудора, которые ведали судом, определяли размер судебных пошлин, сборов. Выступали и против мечников, которые приводили судебные приговоры в исполнение. Прибывшему на вече князю Святославу киевляне заявили:

—           Ратша нам погубил Киев, а Тудор — Вышгород. А ныне, княже Святослав, целуй нам крест и с братом своим: «Если кому у нас будет обида, то ты суди».

Участники веча потребовали, таким образом, управы на неправедных судей, а в будущем — княжеского суда по спорным делам. Святослав согласился с этими требованиями:

—           Я целую крест с братом своим, что не будет вам никакого насилья, а вот вам и тиун; а по вашей воле.

Святослав сошел с коня, «целовал на этом крест к киевлянам на вече». То же сделали киевляне, «чтобы не замышлять на Игоря и на Святослава». Святослав вернулся к брату с «лучшими мужами», сообщил ему условия киевлян:           

Брат, на том я целовал крест, что тебе иметь их по правде и любить.

Так об этом сообщает Ипатьевская летопись — южнорусский свод конца XIII в. Московский летописный свод конца XV в., отразивший какие-то древние записи, говорит об условиях более подробно:

— Тебе быть князем по правде, а людей, кому до кого будет обида, так тебе их судить по правде самому или мне, а тиуном их не судить, не продавать. А что были тиуны брата нашего, Ратша и Тудор, тем не быть. А кто будет тиунами, брать их к суду по уроку, а своей волей им с людьми не расправляться.

Тем самым киевляне добились устранения ненавистных судей, введения суда самих князей, а на будущее, при назначении новых тиунов (поскольку князья, конечно, не могли вести все многочисленные судебные дела), они должны были судить по правилам, установлениям, ранее принятым («по уроку»), а не по своему усмотрению и произволу.

Игорь согласился с условиями киевлян и «целовал крест на всей их воли и на братьни поехал обедать». Горожане же бросились громить дворы Ратши и мечников, «и послал к ним Игорь брата своего Святослава с дружиною, и едва успокоили». Восстание прекратилось, но его участники отомстили обидчикам, разгромив их дворы.

Обстановка в Киеве продолжала оставаться напряженной, Игорь Ольгович, по сообщению летописи, «не поча по тому чи- нити, ярко же люди хотяху, и не угодно бысть им». Киевский простой люд проявлял недовольство, и это использовали сторонники Мстиславичей — тысяцкий Улеб, боярин Иван Войтишич (в свое время служил Владимиру Мономаху) и др. Киевляне во главе с ними призвали Изяслава Мстиславича, Мономахова внука, и он пришел с войском.

Под городом 13 августа произошла битва Изяслава и Игоря, исход которой решил переход «многого множества» киевлян, городского ополчения, на сторону первого из них. Игорь бежал с поля боя, четыре дня отсиживался в болотах под Киевом. Его взяли в плен, посадили в тюрьму.

Изяслав Мстиславич вошел в Киев того же 13 августа, «и разграбили киевляне вместе с Изяславом дома дружины Игоря и Всеволода, и села, и стада, взяли много имущества в домах и монастырях».

Таким образом, в связи со сменой власти, которая была след-., ствием выступления киевлян, последние разгромили не только дома ненавистных князей, их дружинников, но и княжеские, боярские села, монастыри. Возможно, в этих событиях вне Киева принимали участие и жители этих сел — смерды и др. Классовая борьба приняла большой размах, участники движения расправлялись с фео- далами-угнетателями в столице княжества и ее окрестностях.

После восстания решающую роль в делах княжества стало играть вече. Князь Изяслав Мстиславич через послов вел с ним переговоры, испрашивал согласие на проведение важнейших мер

Например, киевляне на вече отказали ему в просьбе начать войну против суздальского князя Юрия Владимировича Долгорукого, одного из сыновей Мономаха:

— Не можем на Володимирово племя руки поднять!

Еще более показательны события, связанные с расправой киевлян над Игорем Ольговичем. Заболев в темнице, он постригся в монахи киевского Федоровского монастыря. Но, несмотря на это, киевляне, собравшись на вече, приговорили его к смерти. Направились к темнице. «Народы (киевляне —Б. Б.) шли по мосту», а князь Владимир Мстиславич, брат Изяслава, пытался их перегнать и спасти Игоря от народного суда. Восставшие схватили Игоря во время обедни, вывели из монастыря. Владимир захотел спрятать его во дворе своей матери. Но горожане ворвались туда, схватили Игоря и убили; труп его повстанцы протащили за веревку, привязанную к ногам, до Десятинной церкви, потом положили на телегу, привезли на Подол, в район торговой площади. Решимость их была такова, что они с негодованием восприняли заступничество Владимира, хотели его убить.

Расправа над жестоким и корыстолюбивым князем, каким зарекомендовал себя в народе Игорь, перепугала феодалов, его собратьев по классу, хотя многие из них были его политическими противниками, как те же Изяслав и Владимир, пытавшиеся спасти его от праведного гнева киевлян. Церковники провозгласили его святым, «блаженным».

Как видим, противоположные классовые позиции угнетателей и угнетенных проявились в ходе этого восстания довольно отчетливо.

Следующее восстание в Киеве произошло в 1157 г. 15 мая здесь умер Юрий Владимирович Долгорукий, князь ростово-суздальский, захвативший за несколько лет до этого Киев. На следующий же день его похоронили, «и много зла,— по словам летописи,— сотворилось в тот день: разграбили двор его красный, и другой его двор за Днепром разграбили, который он сам называл раем, и Васильков двор, его сына, разграбили в городе. Убивали суздальцев по городам и селам, а имущество их грабили». Восставшие на этот раз использовали момент смерти князя, ставшего ненавистным из-за насилий, которые допускали он сам и его приспешники, пришедшие в Киевскую землю из далекого Суздаля и получавшие имения — «села» и немалые доходы. Движение охватило горожан и крестьян, мстивших своим угнетателям. По сообщению В. Н. Татищева, использовавшего ряд древних летописей, в том числе и недошедших до нас, киевляне кричали во время восстания своим врагам-феодалам:

— Вы нас грабили и разоряли, жен и дочерей наших насиль- ствовали! Несть нам братия, но — неприятели!

Доведенные до отчаяния насилиями и грабежами, горожане и смерды сводили счеты с обидчиками. Источники сообщают, что «душегубцы» доводили простых людей своими преследованиями до того, что они кончали самоубийством, убегали к «поганым» — половцам. Многие разорялись, попадали в долговую кабалу. Даже сочинения вышедшие из церковных кругов, отмечают подобные явления. Одно из них говорит: «Душегубства различны суть: не* олько что человека погубить, но и другое — если озлобить раба и смерда, если они от нужды погибнут или к поганым убегут».

По словам М. Н. Тихомирова, «бегство к половцам, к «поганым», делается настолько заурядным явлением на юге Руси, что о нем говорят сборники церковных правил»1.

Но дело не ограничивалось бегством, которое уже тогда было одной из форм классовой борьбы с угнетателями, а доходило до открытых и бурных народных восстаний.

В Галицко-Волынском княжестве, в Юго-Западной Руси, где сложилось к XII в. сильное, богатое и могущественное боярство, с которым пришлось вести длительную и упорную борьбу местным князьям, особо тяжелым было положение смердов, полностью или почти полностью к этому времени закрепощенных. Недовольство испытывали и горожане в связи с постоянными войнами, усобицами правителей.

В 1144 г. галичане выступили против своего князя Владимирка Володаревича, воевавшего с киевским князем Всеволодом Оль- говичем, принудили его заключить мир. Затем, воспользовавшись отъездом князя на охоту, посадили на престол его племянника Ивана Ростиславича. Но Владимирко с дружиной вернулся, захватил Галич, выгнал племянника, а с галичанами обошелся гораздо круче — «многих людей перебил, а иных показнил смертью злою». Жестокими расправами он добился своего. Иван Ростиславич вскоре, не позднее 1146 г., засел в городе Берладе (Бырладе) в Молдавии. Здесь собрался своеобразный и смелый люд из русских, молдаван и др. Называли их «бродникамн»; они бродили с места на место, ища пристанище, убегая в низовья Дуная от тягот и гнета феодалов. Их можно считать далекими предшественниками русских и украинских казаков. Приходили сюда беглые холопы, крестьяне и другие обездоленные люди, с точки зрения феодалов, всякий «сброд», «сбродьни». Из мест своего скопления, в том числе из Берлада и его окрестностей, они совершали нападения на феодалов, выступали в роли постоянного неспокойного элемента, застрельщиков всякого недовольства, волнений. Иногда они объединялись с половцами, и их сила возрастала. Они представляли угрозу правителям Руси, Венгрии и Польши, которые опасались нападений бродннков, берладников и подчас объединяли свои силы для борьбы с ними.

Сам князь Иван Ростиславич, прозванный Берладником, отнюдь не был народным предводителем, а выступал лишь претендентом на галицкий престол, пытаясь в борьбе за него опереться на помощь бродников. В 1159 г., узнав о враждебных намерениях галицкого князя Ярослава, сына Владимирка, других русских, а также польских князей и венгерского короля, Берладник собрал в придунайских городках до 6 тыс. берладников; к нему присоединились половцы. С немалым войском он вошел в Галицкую землю. Местные горожане и смерды поддержали его; так, жители первого же города Кучелмина «рады были ему». Объясняется это, несомненно, тем, что народные низы, недовольные своим положением, феодальным гнетом, с радостью и надеждой приветствовали приход тех, кто выступает против их господ.

Берладники подошли к городу Ушице. Первое их нападение гарнизон Ярослава отразил. Но входившие в него смерды, которых согнали из окрестностей, по словам летописца, «скачут через стены к Ивану (Берладнику.— В. Б.), и перебежало их 300». Ту же позицию занимали и другие галицкие смерды. Но Ивана Берладника заботили не настроения и требования угнетенных, а собственные династические интересы. Отказавшись захватить штурмом Ушицу, где половцы надеялись взять богатую добычу, он лишился их помощи — они покинули его. От нерешительного и незадачливого князя-претендента разбежались, вероятно, и берладники. Протест смердов не слился с выступлением берладников, и движение прекратилось.

Севернее Киева, в Полоцкой земле 'в середине XII в. тоже наблюдается активность горожан, направленная против местных правителей. В 1151 г. жители Полоцка, столицы княжества, схватили «своего князя Рогволода Борисовича и послали в Минск и там его держали в великой нужде, а Глебовича увели к себе». Не ограничившись тем, что выдали правителя «на великую муку» его соперникам, восставшие провозгласили князем врага Рогволода—Ростислава Глебовича, разорили дома самого князя и его дружинников.

Но через восемь лет ситуация изменилась — полочане были недовольны уже Ростиславом и с радостью встретили ранее изгнанного ими Рогволода. Последний пришел в Полоцкую землю, приступил к Друцку, где княжил сын Ростислава Глеб. Городские жители охотно приняли его —«рады были ему людие»; навстречу ему выехали более «300 людий дрьючан и полочан». «С великой честью» Рогволод въехал в город, из которого изгнали Глеба, «и двор его разграбили горожане и дружину его». Вскоре восстание началось и в самом Полоцке: «И был мятеж великий в городе среди полочан, многие хотели Рогволода, едва успокоил людей Ростислав и, одарив их многими дарами, привел к присяге».

Но этим дело не кончилось. Горожане вели тайные переговоры с Рогволодом, сидевшим в Друцке, собирались на вече, пытались захватить Ростислава. Они позвали его 29 июня на братчину. Предупрежденный друзьями из полочан, князь приехал на пир, надев под одежду броню. На этот раз напасть на него не решились. Позвали его во второй раз, на следующий день:

Князь, приезжай к нам, у нас к тебе есть речи. Поезжай же к нам в город.

Князь был за городом, в Бельчице. Он через послов ответил: А вчера был у вас. Так почему не говорили со мной? А что

У вас были за речи?

Тем не менее князь поехал в город. Но оттуда уже скакал его «детский» (младший дружинник), и Ростислав услышал от него слова, для него неприятные:

—           Не езди, князь! Вече на тебя в городе, а дружину твою избивают, а тебя хотят захватить!

Таким образом, по решению народного вече в городе началось восстание. Его участники «избивали» дружинников князя, собирались то же сделать и с ним самим, и Ростиславу ничего не оставалось, как спасаться от гнева восставших. А полочане приняли Рогволода, выставив условия:

—           Если теперь ты забудешь обо всем том, что мы сотворили своим безумьем, и крест к нам поцелуешь, то мы люди твои, а ты наш князь.

Полочане, как и киевляне, новгородцы, использовали вече как инструмент в борьбе за свои интересы, против князей с их усобицами, борьбой за власть, сопровождавшимися усилением тягот для простого народа. Восставших отнюдь нельзя рассматривать как пассивных зрителей борьбы князей и бояр или слепое орудие в их руках. Горожане, участвующие в восстаниях, наоборот, выступают активной силой, смещают и сажают князей, громят их имения, конфискуют имущество их самих, бояр, дружинников. Князья не только считаются с позицией, мнением, требованиями горожан, но и ищут их поддержки, нередко чувствуют свою подчиненность, зависимость от них, боятся их. Тот же Рог- волод Борисович, снова принятый полочанами в 1159 г., через три года потерпел сильное поражение под Городцом от Володаря Глебовича; во время сражения «погибло множество полочан», «множество других в плен взяли, больше, чем убитых». Рогволод после случившегося даже не посмел показаться на глаза жителям Полоцка, и они посадили другого князя — Всеслава Ва- сильковича. Но вскоре его выгнал оттуда Володарь Глебович, заключивший перед тем договор с полочанами, которым «целовал крест». К концу XII в. княжеская власть в Полоцке совсем ослабла.

В начале следующего столетия имели место волнения полочан, направленные против поморян, пришедших в город вместе со Святохной, дочерью поморянского князя Казимира, ставшей второй женой полоцкого князя Бориса Давыдовича. Она начала борьбу против пасынков — детей мужа от первого брака. Ее соотечественники позволяли себе насилия, убили нескольких полоцких бояр — сторонников молодых князей. На вече, созванном по приказу Бориса, сторонники Святохны обвиняли убитых в злом умысле на правителей — князя и княгиню. Народ выступил против семей убитых бояр «пошед, домы их разгабили, а жен и детей некоих побили, иных изгнали». Но через несколько дней вече созвали сторонники пасынков и полочане, по их призыву «...приступи ко двору княжему, взяли княгиню и посадили под крепкую стражу в заточение, а поморян и сообсчников ея, изследовав о всех умыслах и облича, всех побили и домы их разграбили, а иных изгнали».

Так рассказывает об этих бурных событиях особая повесть о Святохне, пересказанная В. Н. Татищевым1. Поморяне, согласно повести, обвинялись в том, что они, «злодействуя, неповинно людей губят», «города разоряют и народ грабят, пределы оные пустошат». Выступление против них и против князя с княгиней, их поддерживавших, имеет классовый характер.

В лежащей к востоку от Полоцка Смоленской земле, где противоречия между феодалами и эксплуатируемыми слоями населения достигли большой остроты, тоже немалую роль в политической жизни и в классовых столкновениях играло вече. Смоленские «люди» вместе с князем-правителем решают важные для княжества дела. Но в случае несогласия между ними возникают конфликты. Так, в 1186 г. произошло «восстание в Смоленске между князем Давыдом и смолянами, и много пало голов лучших людей». О причинах восстания горожан против князя неизвестно, но характерно, что его участники расправились со многими знатными и богатыми людьми.

В конце XII столетия или начале следующего в городе имели место волнения в связи с проповедями Авраамия Смоленского, обличавшего ростовщичество, насильство, мздоимание, немилосердие «на рабы и рабыни». Он вызвал недовольство духовенства, терявшего из-за него паству и доходы. Простой же народ охотно посещал его проповеди. Над ним устроили княжеский суд по требованию местных священников. Но. в результате заступничества «блаженного» Луки Прусина обвиняемого оправдали, хотя игумен и попы на него «рычали подобно волам». Одновременно последовало запрещение всем людям «приходити» к Авраамию, т. е. его лишили паствы, перед которой он мог бы высказывать свои и по существу ее мысли и обличения. Это было лишение права проповеди. По словам жития Авраамия, «многие же мечники на всех дорогах стерегли», очевидно, чтобы не пропустить людей к проповеднику; «а некоторые разграблены были». Этими мерами «возмутителю спокойствия», хотя его и не выдали на расправу рассвирепевшим попам, . по существу заткнули рот. Волнения утихли.

Наиболее сильные восстания, как уже отмечалось, происходят на севере и северо-востоке Руси. Важную роль сыграли события классовой борьбы в становлении Новгорода Великого, как независимой феодальной республики. По традиции этой землей управлял^ один из сыновей великого князя киевского. В обширной и богатой Новгородской земле, как и в других областях Руси, к первой четверти XII в. складывается крупное землевладение бояр* имевших много сел со смердами и другими зависимыми людьми. В столице земли проживало значительное число ремесленников и торговцев. Новгород Великий слыл на Руси и за рубежом крупным центром с развитыми ремеслами и торговлей. А многие купцы новгородские торговали своими товарами по всей Руси и в заморских странах, возводили богатые храмы в родном городе (как, например, Сотко Сытинич, послуживший прообразом былинного Садко), имели немало сокровищ. Но рядом с этой знатной и богатой верхушкой, «лучшими людьми», источники называют «черных людей» (большинство ремесленников, мелкие торговцы, поденщики, всякая голь перекатная, а в деревнях и селах — смерды, закрепощенные и свободные).

Классовые противоречия между «большими» и «мизинными» людьми достигали нередко большой остроты в связи с обострением взаимоотношений с князьями и посадниками. В 1132 г. вспыхнуло «великое восстание в людях» против князя Всеволода Мстиславича, внука Владимира Мономаха. Князя обвиняли в том, что он затеял борьбу за престол в далеком Переяславле Южном. Новгородцы, к которым присоединились жители Ладоги и Пскова, «пригородов» Новгорода Великого (т. е. городов, «тянувших» к главному городу земли, подчинявшихся ему), выгнали его, но вскоре снова вернули. Именно в это время новгородские «люди» начинают вводить новые порядки — смещать и призывать по своей воле князей; тогда же сами назначают посадников; под 1126 г. летопись сообщает, что новгородцы «дали посадничество Мирославу Гюрятиничу» (в других источниках он называется уменьшительным именем Мирошки); да и до этого времени посадников не всегда присылал великий князь Киевский—его могли избирать новгородцы уже с конца XI в. Важным мероприятием было составление устава о церковных судах, который уменьшал роль епискона в торговых делах (распоряжение торговыми мерами, это давало немалые доходы представителям торговых и ремесленных слоев. Этими мерами наряду с епископом отныне должны были ведать староста купеческой корпорации при церкви Иоанна Предтечи на Опоках и 10 старост — представителей ремесленных корпораций.

Согласно уставу церкви Иоанна Предтечи на Опоках, выданному Всеволодом Мстиславичем («Рукописание Всеволода»), все весы и меры были сосредоточены в этом храме, при котором создавалась купеческая организация («Иванское сто»). Это опять означало, что торгово-ремесленные круги Новгорода добились важного успеха в утверждении новых и важных для себя прав и привилегий (в Киеве, Смоленске торговые мерила оставались в ведении митрополита, церкви). Новгородские купцц получили право «управливати... всякие дела Иваньская, и торговая, и гос- тинная», т. е. ведать торговлей внутри Новгородской земли и за границей. От этих дел оказались отстраненными бояре и епископ. Возглавляли корпорацию «пошлые купцы», т. е. наиболее богатые, достигшие своего положения «вкладом и отчиною» — большим денежным взносом и заслугами отцов и дедов на торговом поприще.

В результате восстания 1132 г. Всеволода на некоторое время сместили с княжеского стола. Одновременно новгородские «люди» сменили посадников, упомянутого выше Мирослава выслали на посадничество во Псков. Через два года Всеволод за- теял новое дело — поход против Суздальской земли. Но он закончился полным и страшным поражением в битве при-Ждане горе. В ней пало «много добрых мужей». Новгородцы тяжело переживали разгром и гибель многих соотечественников. В том же 1134 г. «начали молвити новгородцы о суздальской войне». Вероятно, вопрос о поражении обсуждался на вече, по приговору которого, вероятно, «и убили своего мужа, сбросили его с моста». Речь в летописи идет, несомненно, об одном из виновников неудачи при Ждане горе, которого сбросили с Волховского моста.

Вскоре, через два года, очередь дошла и до Всеволода Мсти- славича. В 1136 г. новгородцы, опять вместе со псковичами и ладожанами, которых они «призвали» (на вече, конечно), «приговорили изгнать князя своего Всеволода». 28 мая его вместе с женой, детьми и тещей посадили под арест на дворе епископа. Стерегла их крепкая стража «день и ночь с оружием, 30 мужей на день». Выпустили князя только 15 июля. Всеволод, просидевший по решению вече в заточении полтора месяца, покинул город. Через несколько дней в Новгород прибыл новый князь — Святослав Ольгович, призванный восставшими.

Свергнутого князя новгородские «люди» обвиняли в том, что он «не блюдет смердов», т. е. допускает произвол по отношению к новгородским крестьянам; в неудачной попытке овладеть престолом в Переяславле Южном («зачем ты хотел сесть в Переяславле?») ; в трусости во время битвы при Ждане горе («ехал ты с боя впереди всех, а потому много погибших»).

Все эти действия новгородцев, псковичей и ладожан, смещение ими князя и приглашение, нового по собственной воле были актом восстания против существовавшего до сих пор порядка и введения нового порядка, отражали недовольство жителей Новгородской земли неправильной и неумелой политикой князя, притеснениями смердов, а от всего этого страдало все население, прежде всего социальные низы.

Всеволод уехал в Киев, получил в управление Вышгород. Потом его пригласили псковичи, которые «отложились» от Новгорода, т. е. отказались ему подчиняться. Более того, сторонники Всеволода из новгородцев пытались вернуть его на стол в свой город. Посадник Константин (Коснятин) и «иные добрые мужи», т. е. богатые, знатные, бежали к Всеволоду. Но основная масса новгородцев не согласилась с таким поворотом, «и мятеж был велик в Новгороде: не захотели люди Всеволода. И побежали иные к Всеволоду во Псков. И взяли на разграбление дома их — Коснятин, Нежатин и иных много. И еще искали тех, кто из бояр сторонники Всеволода, на тех взяли до полторы тысячи гривен и дали купцам готовиться на войну».

Таким образом, «люди» выступили против бояр — сторонников Всеволода, разгромили их дома, взяли их имущество. Наложенный на них огромный по тем временам штраф пошел на Подготовку к возможной борьбе со Всеволодом. Сообщения летописи показывают, что основной движущей силой восстания выступают новгородские купцы и ремесленники. Направлено оно было против княжеской власти и поддерживавших ее бояр.

Восстание 1136 г. обозначило важную грань в истории Новгородской земли — развитии ее государственности, как республиканской, сильном ослаблении власти князей, которых с того времени новгородцы довольно часто меняют по своему усмотрению, возрастании роли посадников, тысяцких, боярского совета.

И позднее новгородцы выступали против злоупотреблений со стороны князей и их приспешников. Так, в 1161 г. они изгнали князя Святослава Ростиславича. В его резиденцию на Городище, в нескольких верстах южнее Новгорода, однажды прискакал вестник и сообщил:

— Князь! Великое зло делается в городе, хотят тебя люди взять!

Святослав засомневался в правильности его слов. Но пока он говорил об этом, «множество народа, людей» ворвалось на его двор. Князя схватили и посадили под арест «в избу», княгиню «послали в монастырь, а дружину его заковали, а имущество его и дружины разграбили». В Новгороде появился новый князь, присланный из Суздальской земли. Но новгородские «люди» вскоре восстали и против него. К тому же Ростислав, киевский князь, отец свергнутого Святослава, начал преследование новгородских купцов в Киеве, и новгородцы освободили его сына, а к нему направили послов «просить,— по Татищеву,—прощения о учиненном сыну его Святославу бещестии и разорении, полагая вину ту на смердь».

В 1184 г. новгородцы изгнали князя Ярослава Владимировича, так как «негодовали на него... потому что много делали (вероятно, его слуги.— В. Б.) пакости области Новгородской».

Новгородцы выступали не только против князей и их слуг, дружинников, сторонников, но и против своих бояр. Последние к концу XII—началу XIII в. сильно укрепили свои позиции — владели обширными землями с крепостными смердами, увеличивали свои богатства с помощью ростовщических операций. Немалые доходы приносило активное участие в делах управления. В начале XIII в. вспыхнуло восстание против одной из таких разбогатевших боярских фамилий —Мирошкиничей. Ее представитель, положивший начало обогащению и возвышению рода, Мирошка Нездинич в 1189 г. получил должность посадника. Умер он в 1203 г. Сын его Дмитр (Дмитрий) Мирошкинич тоже стал посадником и по сути дела полновластным хозяином в управлении городом и всей землей Новгородской. Его поддерживали другие патрицианские боярские дома, ориентировавшиеся на Владимиро-Суздальское княжество, набиравшее в это время силы, претендовавшее на политическое лидерство в русских землях.

Деспотическое правление Мирошкиничей привело к взрыву. Брат посадника Борис Мирошкинич в 1208 г. приказал убить «без вины» новгородца Олексу Сбыславича. В следующем году новгородцы вместе с посадником Дмитром участвовали в успешном походе на Рязань, который предпринял владимиро-суздальский князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо. Последний в награду «дал им волю и уставы старых князей, чего хотели новгородцы, и сказал им: «Кто вам угоден, того любите, а злых казните». Всеволод, полновластный правитель в своей земле, пытается распространить свою власть, юрисдикцию на Новгородскую землю, «дает» его жителям «волю и уставы старых князей», но в то же время считается с реальностью, подтверждает права и вольности новгородцев — «любить» и «казнить» тех, кого они сами хотят. Имеются в виду введенные самими новгородцами в ходе борьбы с князьями права на смещение и призвание князей, на избрание представителей новгородской администрации.

Воспользовавшись тем, что Дмитр Мирошкинич, раненный во время похода, остался вместе с семью «вятшими» (т. е. лучшими, знатными) мужами во Владимире, новгородцы, возвратившись с войны, «устроили вече на посадника Дмитра и на братью его». Обвинения в их адрес перечислены по четырем пунктам. Во-первых, они «повелели на новгородцах брать серебро», т. е. обложили их денежными поборами, вероятно, немалыми, поскольку это вызвало крайнее возмущение. Во-вторых, «по волости», т. е. по селам и деревням, приказали брать кур, тоже, вероятно, в повышенном размере. В-третьих с купцов брали «дикую виру» — штраф за убийство человека, тело которого нашли на земле какой-либо общины, а убийцу не обнаружили; виру должны были платить все члены этой общины. Раньше купцов не включали в. их число, теперь же заставили тоже платить штраф. Они возражали против такого порядка, т. е., будучи членами купеческого объединения, не входили в общины и по нормам «Русской Правды» не несли общинные повинности. Наконец, в-четвертых: Ми- рошкиничи заставляли новгородцев «повозы возити», т. е. исполнять тяжелую повозную повинность, перевозить для князя и феодалов различные грузы. Одним словом, речь шла о сильно возросших поборах и повинностях, о злоупотреблениях — «всем зле», о котором говорит постановление веча.

Гнев простых новгородцев на Мирошкиничей вылился, как это бывало в таких случаях, в разгром их дворов — «пошли на их дворы грабежом. А Мирошкин двор и Дмитров зажгли. А имущество их взяли. А села их распродали и челядь, а сокровища их изыскали и взяли без числа». Богатства были конфискованы огромные. Часть захваченного («избыток») разделили поровну между всеми «по всему городу»; каждый получил по три трив- ны; «если кто тайно захватил, про то один бог ведает. И от того многие разбогатели». Помимо всего этого, восставшим достались «доски» — деревянные дошечки, на которых были записаны долги Дмитру разных людей; их передали князю Святославу, сыну Всеволода Юрьевича владимиро-суздальского, приехавшему княжить в Новгород («а что на досках, то князю оставили»).

Поплатился жизнью и сам Дмитр Мирошкинич, вернувшийся в город; его труп хотели даже сбросить с моста в Волхов. Посадничество вручили Твердиславу Михалковичу, соперничавшему с фамилией Мирошкиничей в борьбе за власть и влияние в Новгороде.

В этом восстании наряду со стихийностью обращает внимание и определенное организованное начало — обсуждение вопроса о выступлении на вече, выдвижение обвинений, принятие и осуществление решения о разгроме дворов Мирошкиничей, конфискации, продаже их имущества, распределении конфискованных богатств между новгородцами, казной и князем.

В прямую связь с восстанием 1209 г. М. Н. Тихомиров ставит составление пространной редакции «Русской Правды», в которой согласно одной из статей «дикую виру» должны были «нынеж платить «по верви» (по общине) только те, кто к ней «приклады- вають вирою». Другая статья говорит о постановлении Ярослава Мудрого,^ согласно которому вирник (судебный чиновник, расследовавший обстоятельства убийства и взимавший виру) имел право брать только по две куры в день. Эти статьи можно считать своего рода ответом на те обвинения, которые выдвинули восставшие против Мирошкиничей.

В дальнейшем простые новгородцы продолжают использовать вече как инструмент давления на представителей власти — князей, посадников, и те вынуждены с этим считаться. Борьба владимиро-суздальских князей (Юрия Всеволодича и Ярослава Всеволодича, отца Александра Невского) и южных, прежде всего черниговских, князей за власть в Новгороде Великом сопровождалась борьбой между «меньшими («мизинными») и «вятшими» («большими») людьми.

В 1218 г. «на зиму» представитель власти бирич, ябедник (обвинитель, представитель князя по судебным делам) Матей Душильевич связал некоего Моисеевича. В городе распространилась молва, что посадник Твердислав Михалкович выдал Матея князю. Жители Торговой стороны и Неревского конца «созвонили вече» и выступили против посадника. За него стали Прусская улица и Людин конец. «Учюв голку и мятежь», князь выпустил Матея, но это не остановило надвигавшиеся события. Противники Твердислава подступили к Кремлю в бронях. Произошло сражение. Они отступили к своей Торговой стороне и Неревскому концу. Мост через Волхов был раскидан, очевидно, сторонниками посадника. Но восставшие, на этот раз перебравшись через реку на лодках, снова пошли в наступление. Но и этот бой не дал преимущества ни одной из сторон. Снова начались вечевые сходки, «и тако были веча по всю неделю». Наконец, стороны пришли к согласию.

Видимо, восставшие новгородцы обвиняли посадника в пособничестве князю.

С 1222 г. в Новгороде правили обычно владимиро-суздальские князья. Они попытались не считаться с правами и вольностями новгородцев, и это встречало отпор последних. В 1224 г. Всеволод Юрьевич, внук Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, вынужден был тайно бежать из города в Торжок из-за разногласий с новгородцами. Суть их выясняется из того, что Юрий Всево- лодич, великий князь владимирский, отец сбежавшего князя, пришел с войском, братом Ярославом и другими князьями и потребовал выдачи ряда новгородцев, в том числе трех бояр и трех незнатных, простых людей. Новгородцы же вынесли решение стоять на своем в вопросе «о посаднице о Ивание о Дмнтровици». Тем самым причиной событий стали какие-то споры, несогласия между князем и посадником, и народ новгородский стал на сторону посадника, не уступил давлению князя Юрия.

Дело закончилось тем, что шурин великого князя владимирского Михаил Всеволодич, князь черниговский, стал княжить в Новгороде, и «было легко по волости Новгороду». Но уже в следующем году его сменил Ярослав Всеволодич. При нем в течение трех лет—1228—1230 гг.— случились дожди, неурожаи. К тому же князь привел полки из своего родового гнезда — Переяславля Залесского.

Воцарился голод, «брат над братом не сжалился, ни отец над сыном, ни мать над дочерью, не отламывал хлеба и сосед соседу. Не было милости между ними, но была нужда и печаль, на улице скорбь друг перед другом, дома тоска при виде детей, одних плачущих о хлебе, других умирающих». Многие родители в этой страшной обстановке отдавали детей «в холопство» за хлеб богатым купцам-гостям.

В первый же неурожайный и голодный год вспыхнуло восстание «простой чади». Новгородские низы созвали вече на Торговой стороне. Оно решило вопрос о выступлении против «владыки» — архиепископа Арсения и «софиян», т. е. его помощников и слуг из «дома святой Софии». Восставшие пришли на двор архиепископа и «как злодея, взяв за ворот, выгнали, едва бог уберег его от смерти: затворился в церкви святой Софии, ушел на Хутынь». Владыка, таким образом, спрятался от восставших в соборе, потом, изгнанный ими, удалился в Хутынский монастырь. Восставшие при этом обвиняли его:

— Из-за того стоит долго тепло, что выпроводил Антония владыку на Хутынь, а сам сел (т. е. стал архиепископом вместо Антония.— В. Б.), дав мзду князю.

На следующий день восставшие возвели на архиепископство Антония, которого, по их мнению, обидел Арсений, «и посадили с ним двух мужей: Якуна Моисеевича, Микифора щитника». Летописец, с неодобрением описывающий действия своих восставших соотечественников, продолжает: «И не сыты были злом, но еше более того возмутился весь город, и пошли с веча с оружием на тысяцкого Вячеслава и разграбили двор его и брата его Богу-

слава, и Андреичев, владычного стольника, и Давыдков софийского

и Судимиров. А на Душильца, на липенского старосту (церкви Николы на Липне южнее города.— В. Б.), .послали грабить, а самого хотели' повесить, но убежал' к Ярославу (Ярославу Всеволодичу.— В. Б.). А жену его взяли, говоря, что эти на злое князя наводят. И был мятеж в городе велик».

Восставшие, судя по этому рассказу, громили дворы тех лиц, с которыми связывали свои невзгоды и страдания: тысяцкого, прислужников архиепископа, церковного старосту липенского. Обращает внимание то, что некоторых из них обвиняли в том, что они «на злое наводят» князя Ярослава. По существу объектом недовольства были почти все новгородские правители, светские и духовные.

Любопытно и то, что восставшие, свергнув Арсения, посадили на его место Антония, а он в том же году добровольно покинул архиепископскую кафедру и ушел на Хутынь, в монастырь, по важной причине— его разбил паралич, он «онемел». Но это восставших не смутило. Для них главное заключалось в том, чтобы сменить духовную власть в городе. К немому паралитику для заведования «Софийским домом», в частности для раздачи хлеба из его богатых запасов, приставили своего рода комиссию из двух человек, один из которых, щитник Никифор, выступал представителем ремесленного люда Новгорода, т. е. «простой чади». М. Н. Тихомиров полагает, что он принадлежал к ремесленному объединению щитников, одному из самых крупных в городе. Ремесленники в его лице получили контроль, управление «Домом святой Софии» — богатейшей духовной феодальной организации на Руси.

,, .Сменили восставшие и тысяцкого — вместо Вячеслава, двор которого подвергся разгрому, поставили Бориса Негоевича. А от князя потребовали, чтобы он правил «на всех грамотах Ярослава». Они заявили ему:

—Приезжай к нам, забожничье отмени, судей по волостям не посылать: на всей воле нашей и на всех грамотах Ярославлих ты „наш .князь; или ты себе, а мы себе.

Это был настоящий ультиматум — от князя потребовали, чтобы он осуществлял свою власть по старым уставам — «грамотам Ярославлим», ликвидировал излишние поборы, судебные неправды. Дело закончилось тем, что весной 1229 г. на смену Ярославу пришел черниговский князь Михаил Всеволодич. Он занял новгородский стол, согласившись быть «на всей воли новгородской и на всех грамотах Ярославлих». Освободил на пять лет смердов от уплаты дани, а тем из них, кто бежал от господ, позволил остаться на новых местах. Произошла новая смена власти — архиепископом стал монах Спиридон, посадником избрали Во- незда Водовика.

Продолжавшийся голод, борьба боярских партий вызвали новое недовольство новгородцев, и они в 1230 г. свергли посадника, разгромили дворы его самого, тысяцкого и некоторых бояр, одного из них — Семена Борисовича, сторонника Водовика — убили.' Другие бояре во главе с бывшим посадником бежали в Чернигов. Имущество Водовика и Семена Борисовича распределили по сотням. На княжеский стол снова сел Ярослав Всеволодич.

Как видим, восставшие в Новгороде не раз одерживали победы, хотя и кратковременные, но все же весьма показательные для характеристики их решительных действий и того влияния на дела своей земли, которое приобрели в это время «черные люди»1.

Продолжалась классовая борьба во Владимиро-Суздальской Руси, где было очень развито боярское землевладение. Особенно это характерно для ополий в районе Ростова и Суздаля. Источники сообщают о росте владений феодалов, светских и духовных, о захватах ими земель, «граблениях». «Сильных бояр» Лаврентьевская летопись характеризует как «обидящих менших и порабощающих сирот и насилье творящих». О жителях Владимира («люди мезинии володимерстии») ростовские бояре говорили свысока:         «То суть наши холопы каменыцики». Владимирский

епископ Федор, «желая отнять от всех имение», безжалостно преследовал людей — приказывал резать им языки, выжигать глаза, остригать бороды и волосы на голове, распинал их на стене. Все это накаляло обстановку в княжестве.

Крупное движение возникло в связи с убийством великого князя Андрея Юрьевича Боголюбского, сына Юрия Долгорукого. С его политикой, направленной на ослабление власти бояр, последние не могли смириться. Против него организовали заговор. В 1175 г. князь стал его жертвой. После его гибели в Боголюбове под Владимиром на первый план выступили эксплуатируемые. Горожане и «делатели, которые пришли к делу» (мастера, работавшие во дворце) «разграбили дом княжь... золото и серебро, порты * 2 и паволоки3, имение, ему же не было числа». По всему княжеству восставшие громили дома княжеских людей — посадников, тиунов, перебили их самих, детских, мечников, постельников— всех, кто творил суд и расправу в княжестве, допускал неправедные действия, поборы и насилия. Вероятно, в этом широком и стихийном восстании, направленном против княжеской администрации по всей Владимиро-Суздальской земле, приняли участие горожане и смерды. «Грабители же,— так называются восставшие в Ипатьевской летописи,— и из сел приходяче, грабили. Так же было и во Владимире, пока не стал ходить Микулица в ризах с иконою святой богородицы по городу, тогда не стали грабить».

Движение охватило всю «волость» убитого князя. Горожане, «люди» приняли участие в борьбе князей за власть. Они поддержали братьев Андрея Юрьевича, Михаила и Всеволода, в противовес Ростиславичам, которых выдвигали ростовские бояре. Но в 1177 г. владимирские «людье» выступают против Всеволода, требуя расправы с пленными рязанскими князьями, сторонниками Ростиславичей, чему, очевидно, князь препятствовал. В городе был «мятеж великий». Князь, его дружина пытаются удержать горожан (их было «многое множество», в том числе купцы и бояре), но они настаивают на своих требованиях.

Таким образом, классовая борьба XII—первой трети XIII в., с одной стороны, продолжала традиции народных движений предшествующего времени (стихийность движений, их большой размах в ряде случаев, большая роль вече и др.) ; с другой — приобрела некоторые новые черты (ее распространение на новые районы, перемещение центра борьбы с юга на север и северо-восток, более ясные свидетельства об одновременных выступлениях горожан и крестьян). Как и ранее, народные движения, опиравшиеся на вече, 'общие решения их участников, оказывали немалое влияние на политическую жизнь в княжествах, а в Новгородской земле явились одной из главных причин возникновения республиканского строя.

КЛАССОВАЯ БОРЬБА В СЕРЕДИНЕ XIII—XV в.

Монголо-татарское нашествие, беспощадный погром, учиненный полчищами Бату-хана в 1237—1242 гг., обозначили трагический рубеж в истории Руси, в том числе и в классовой борьбе эксплуатируемых.

В огне пожаров погибло большое количество людей, сгорели многие города и селения. На восток были увезены бесчисленные богатства, туда же тянулись вереницы пленников. Ущерб, нанесенный завоеванием, был огромен. На Руси установилось иноземное иго, продолжавшееся до конца XV в., почти два с половиной столетия. Часть земель Древней Руси — княжества Киевское, Галицко-Волынское, Полоцкое, Смоленское — во второй половине XIII—XIV в. попали в состав соседних государств — Великого княжества Литовского, Польши и Венгрии. Это было одним из последствий феодальной раздробленности, политического и военного ослабления Руси и иноземного нашествия.

Ордынское нашествие и иго, войны и набеги, эпидемии, не- , урожаи и голодные годы обусловили медленный рост населения.

А тот факт, что земли Древней Руси в эти столетия находились в составе нескольких государств, привел к тому, что на базе бывшей древнерусской народности началось формирование трех народностей— великорусской (русской), малорусской (украинской) и белорусской.

В северо-восточной Руси «Батыев погром» привел к упадку сельского хозяйства, ремесла, торговли. Многие земли запустели, поросли кустарником и лесом. Утратилось мастерство в ряде ремесленных специальностей, запустели города. Почти до конца века не возводились каменные постройки. В меньшей степени эти беды затронули Новгородскую землю, но и там каменное строительство приостановилось, замедлилось развитие торговли и ремесла.