Классовая борьба и народные движения в Древней Руси

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ СТАТЬИ

Социальный антагонизм на Руси, свойственный классовому обществу, не мог не находить выражение в недовольстве тех, кто попадал в феодальную зависимость от князей, бояр, монастырей, так как «угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу». Зарождение и развитие классовой борьбы народных низов теснейшим образом связано с формированием феодальных отношений, эволюцией социальной структуры, государственно-правовых институтов.

В изучении этих важнейших проблем отечественной истории большую роль сыграли исследования советских ученых 30-х — начала 80-х годов. Прежде всего следует назвать труды Б. Д. Грекова, М. Н. Тихомирова, Б. А. Рыбакова, С. В. Юшкова, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто, В. Л. Янина, А. А. Зимина, В. В. Мавро-дина, И. И. Смирнова, Б. А. Романова и др. Основываясь на ленинской концепции истории феодализма в России, они показали, что Древняя, или Киевская, Русь была государством феодальным, а не рабовладельческим.

Территория Древнерусского государства, на которой сложились феодальные отношения к IX столетию, составляла примерно 1,1 млн. км2 с населением до 4,5 млн. человек. Древнейшей государственной территорией было Среднее Поднепровье с центром в Киеве. Отсюда власть великих князей киевских в конце IX— первой половине XI в. распространилась на северные и северо-восточные земли (Смоленск, Полоцк, Новгород Великий, Псков, Ростов, Муром, Рязань). На юге и севере Руси появлялись «погосты» и «становища» — места взимания дани, проведения суда. Совместное проживание в течение многих столетий, длительные и разнообразные контакты жителей бывших племенных союзов — княжений привели к образованию древнерусской народности — этнического предка русской (великорусской), украинской (мало-русской), белорусской народностей. В состав государства входили и нерусские народности (меря, мурома, голядь и др.).

Образование раннефеодального государства на Руси имело большое значение для дальнейшего развития населения Восточно-Европейского региона. Оно способствовало росту производительных сил. Пашенное земледелие, распространенное в плодородных районах лесостепи и постепенно продвигавшееся к северу, было оснащено орудиями труда, неплохими для того времени, и являлось основой экономики страны. Хлебные продукты занимали ведущее место в питании, и поэтому выращивание зерновых культур было главным занятием сельских жителей. На юге землю засевали прежде всего озимой рожью, затем шли пшеница, ячмень, овес, просо, горох, чечевица; на севере впереди была пшеница, потом — ячмень, просо, горох. Земледелием занимались не многие посадские люди в городах.

Собственность на землю была привилегией феодалов и феодального государства. В IX—X вв. частная собственность только начинала складываться. В «Русской Правде» и других памятниках речь идет о хозяйствах, дворах князей и бояр, с одной стороны, зависимых людях, которые работают на них, платят дань, несут повинности в пользу отдельных феодалов или государства,-- с другой.

Великие князья киевские в первое время раздавали вассалам не земли, а доходы с них; затем эти дани превращались в земельные владения отдельных феодалов. Вначале преобладала государственная форма феодального землевладения; взимание дани с населения являлось централизованной формой получения ренты классом феодалов.

Основой производительных сил в земледелии было крестьянское хозяйство, натуральное в своей основе (патриархальное земледелие и домашние промыслы). Крестьянин имел жилище (нередко типа землянки) и клеть, в которой помещался скот —обычно одна лощадь, одна корова, 2—3 овцы. Многие хозяйства были безлошадными. Виной тому бедность и конфискации (коней отбирали свои господа, феодалы-соседи и завоеватели).

Большинство земледельцев-крестьян проживало в общинах (вервь, мир), было свободным, но подчинялось государству в лице великого князя, вносило в его казну дань, потом — налоги, несло различные повинности. Другая, меньшая пока часть об-щинников-смердов попадала в феодальную зависимость от князей, бояр, монастырей, работала на них, вносила им оброчные и прочие платежи. В имениях феодалов трудились также холопы (рабы), закупы, рядовичи, изгои и др.

В городах развивалась промышленность, в первую очередь домашняя, занимавшая доминирующее положение, затем — ремесло, перераставшее в некоторых отраслях в мелкое товарное производство. В IX—X вв. известно о существовании 25 городов, в XI в. появилось еще более 60. Возникали новые центры ремесла, развивалась внутренняя и внешняя торговля. Ремесленники работали в основном на заказ, иногда и на рынок, внутренний и внешний (железо из Устюженского района, шиферные пряслица из Овруча под Киевом, изделия киевских оружейников, ювелиров, кузнецов, соль из Галицко-Волынской Руси и т. д.). В целом для Древней Руси известны многие десятки ремесленных специальностей. Наряду с городами ремесло развивалось и в сельской местности. Ремесленники и торговцы имели свои профессиональные объединения наподобие цехов и гильдий Западной Европы, хотя и не такие развитые, как там.

Господствующий класс Древней Руси составляли князья («великие», «светлые», просто князья), бояре и другие, называемые

в источниках «княжими мужами», «дружиной», «лучшими», «леп-шими» людьми, «нарочитой чадью» и т. д. Бояре делились на две группы: бояр княжеских (высшие члены двора князя, его приближенные, например, огнищанин 1 и др.) и бояр земских (местная знать — «старцы», «лучшие», «старейшие», «нарочитые» люди каждого данного места). Именно им наряду с князьями и монастырями принадлежат села, имения, т. е. вотчины — земля с проживавшими на ней зависимыми людьми, с домами и постройками различного хозяйственного назначения.

Рост феодального землевладения, светского и духовного, и тем самым увеличение числа зависимых людей шел разными путями: дарения князей, захваты земель самими феодалами, вклады на помин души. Таким образом все большее число свободных смер-дов-общинников становилось зависимыми от феодалов. Их ряды пополняли закупы (работали на феодалов за «купу» — ссуду деньгами, зерном, скотом и др.), рядовичи (трудились на них же по договору — «ряду»), изгои (люди, выбитые из общины, своей среды из-за бедности — обедневшие купцы и др., разорившиеся князья, неграмотные поповичи, отпущенные на волю холопы — рабы), пущенники, прощенники (люди, отпущенные, «прощенные» в каких-то долгах, обязательствах) и др. Появление большого числа таких людей было результатом развития неравенства, феодальных отношений.

Холопы (рабы), которых в Древней Руси было немало, выступ пают в хозяйствах феодалов в роли домашних слуг (повар, кормилица и др.), земледельцев, ремесленников, представителей феодальной администрации (старосты, тиуны2 и пр.), военных слуг.

Ремесленники делились на несколько категорий: деревенские, дворцовые (в княжеском домене), вотчинные (в хозяйствах феодалов), наконец, наиболее многочисленные — свободные городские ремесленники. Последние входили в городское ополчение, участвовали в городском управлении; среди них имелись мастера, подмастерья, ученики. Жили они на посаде и составляли значительную часть населения городов, а оно исчислялось, например, для Киева XII в. несколькими десятками тысяч человек, Новгорода Великого начала XI в.—5—10 тыс. человек. Большими для того времени городами были также Чернигов, оба Владимира (на юго-западе и северо-востоке Руси), Галич, Полоцк, Смоленск, Псков.

Среди купцов особо заметное место занимали гости и другие богатые люди, осуществлявшие крупные торговые операции внутри страны и за рубежом. Они объединялись в «братчины» — товарищества, в купеческие объединения (гречники в Киеве, вощники 6 Новгороде Великом), участвовали, как и ремесленники, в опол1 ченни, в делах городского управления.          1

Среди ремесленников и торговцев выделялись, с одной стороны, наиболее богатые, влиятельные люди («лучшие», «лепшие»), с другой — масса людей более бедных, а то и попросту неимущих {«меньшие», «мизинные» люди).

Социальная структура древнерусского общества была довольно сложной, а со временем усложнялась еще больше; то же можно сказать об имущественном неравенстве классов и сословий — как между ними, так и внутри них. Классовые противоречия, обострявшиеся с развитием феодальных отношений, тоже носили сложный характер — наряду с междуклассовыми имели место и внутриклассовые противоречия. Обычно история классовой борьбы рассматривается с народных восстаний XI в. Однако в последние десятилетия в их число начинают включать и некоторые события X в.

Первые известия об открытых проявлениях народного недовольства относятся к X в. Но прежде чем переходить к их рассмотрению, отметим, что самые ранние русские письменные источники, дошедшие до нас, да и то чаще всего в составе более поздних памятников, относятся к X—XII вв. Это — летописи и летописные повести, появившиеся, согласно новейшим данным {труды Л. В. Черепнина, М. Н. Тихомирова, Б. А. Рыбакова), на рубеже X и XI вв. Тогда же составляются первые сказания, позднее—жития святых и т. д. Во всех этих источниках речь идет преЖде всего о князьях, боярах, дружинниках, их деяниях —войнах, взаимных распрях и пр.; об епископах и архимандритах, священниках и монахах. Имена простых людей попадают на ,их страницы исключительно редко: большею часть о них говорится суммарно, обобщенно: «люди», «челядь», «смерды» и т. д. Составители указанных сочинений принадлежали, как правило, к числу тех же феодалов, и, естественно, их отношение к «черным» лкшш содержало все оттенки превосходства, презрения и открытой ненависти. Лишь изредка в этих сочинениях можно встретить слова сочувствия угнетенным и униженным «сиротам» или тем более услышать голос самой «простой чади».

Тем не менее развитие страны, усложнение общественной жизни, обострение классовых антагонизмов имели своим следствием то, что в источниках все чаще встречаются намеки на эти социальные противоречия или записи об их открытых проявлениях. Первый кодекс законов Древней Руси — «Русская Правда» В ее краткой редакции (отдельные ее части — «Правда Ярослава» и «Правда Ярославичей» — появились в XI в.)—подробно разрабатывает нормы, направленные на то, чтобы предотвратить покушения эксплуатируемых (смердов, закупов, рядовых горожан и др.) на имущество и жизнь феодалов. Нормы эти, несомненно, отразили реальную действительность не только XI столетия, но и более раннего времени. «Вечный антагонизм», характерный для взаимоотношений «угнетающего и угнетаемого», и приводил в повседневной жизни к столкновениям между ними, покушениям «мены ших людей» на «лучших», и законодатели — великие князья киевские и их соратники, правители других княжеств, бояре — принимают меры для охраны интересов своего класса, В этом плане «Русская Правда» — памятник, хорошо отразивший классовую рознь между феодалами и феодально-зависимыми слоями населения.

Первые летописные своды XI—начала XII в., прежде всего «Повесть временных лет», сообщают интересные и ставшие хрестоматийными сведения о гибели князя Игоря в 945 г. Этот великий князь киевский передал право сбора дани с Древлянской земли, подчиненной Киеву, своему воеводе Свенельду, дружинники которого разбогатели на этой дани. По словам летописи, «отроци Свеньлжи изоделися суть оружьем и порты», Этому позавидовали дружинники Игоря, потребовавшие у него, чтобы он пошел с ними на полюдье в Древлянскую землю. Тот послушался, И ее жители вынуждены были внести вторую дань. Но и этого показалось мало —Игорь потребовал у них третью дань, на этот раз для себя самого и своего ближайшего окружения («малой дружины»).

Древляне подняли восстание, в ходе которого убили и Игоря, и его дружинников. Так они ответили на действия великого князя киевского, нарушившего традиционные меры обложения, резко, их увеличив, на насилия его дружинников, которыми сопровождался сбор дани. Древлянские послы явились в Киев к княгине Ольге, вдове Игоря, и от имени жителей своей земли заявили: «Мужа твоего убихом, бяше бо муж твой аки волк восхищая и грабя».

В выступлении против Игоря участвовали наряду с простыми людьми Древлянской земли и ее феодалы, «нарочитые люди», во главе с местным князем. Они использовали недовольство народа в своих целях, чтобы освободиться от власти Киева или по крайней мере ослабить ее, обеспечить себе большую долю доходов, привилегий.     -

С помощью. военной силы, карательных мер восстание было жестоко подавлено; летопись расценивает это как месть Ольги древлянам за убийство мужа. Затем княгиня вместе с сыном, Святославом в 946 г. поехала по земле древлян и упорядочила взимание дани, ведение суда на территории, жители которой недавно поднялись на восстание. В следующем году подобные же реформы были проведены в других областях государства (в Новгородской земле, Пскове, по Десне). «Уставы» и «уроки» княгини Ольги оказали воздействие на законодательство XI— XII ввЛ

Восстание 945 г. было наиболее сильным проявлением народного недовольства. Последнее проявлялось и в повседневной борьбе — в покушениях на жизнь и имущество бояр и их слуг, в стремлении перепахать межи или «перезнаменать» знаки, указывающие на границы феодальных владений; подобные действия феодалы рассматривали как тяжкое преступление и впоследствии зафиксировали их в «Русской Правде», предусматривающей целую шкалу наказаний за них. Покушения на собственность феодалов, их жизнь принимает, вероятно, уже тогда форму «разбоев». Об одном из «разбоев» в записи за 996 г. сообщает «Повесть временных лет» — летописный свод начала XII в., основанный на более ранних сводах XI в.

Сохранились некоторые известия, приводимые, правда, в довольно поздней Иоакимовской летописи конца XVII в., но подтверждаемые археологическими данными, о движении новгородцев 989 г. против насильственного их обращения в христианскую веру. Они разграбили дом Добрыни, дяди великого князя киевского Владимира I Святославича, пославшего его в Новгород для сокрушения языческих идолов и крещения. Восставшие избили жену и родственников Добрыни, затем выступили против полу-тысячного отряда Путяты, княжеского тысяцкого, который арестовал нескольких «мужей», не хотевших креститься. Около 5 тыс. жителей Софийской стороны окружили отряд Путяты, «и бысть междо ими сеча зла». Но подоспевший с торговой стороны Доб-рыня поджег дома у реки, и новгородцы бросились тушить пожар. Сражение прекратилось, и предводители восставших новгородцев обратились к Добрыне с просьбой о мире. Тот согласился, и по его приказу начался обряд крещения *. Это движение происходило, таким образом, под лозунгом защиты старой языческой веры, неприятия новой — христианской с теми насилиями властей, которыми сопровождалось крещение.

Восстания XI в. в значительной степени были связаны со стихийными бедствиями (неурожай, голод), с отражением нашествий степняков или выступлениями против неправедных действий варягов; немалую роль в их возникновении играли усобицы русских князей. Некоторые из указанных особенностей характерны для восстаний в Новгороде Великом 1016 г. и в Суздальской земле 1024 г. За год до первого из них в Киеве умер великий князь киевский Владимир Святославич (972—1015 гг.), оставивший много сыновей. Началась кровавая борьба за престол. В конце концов его захватил Святополк, на пути к власти не брезговавший ничем. Нового великого князя, убившего трех братьев (Бориса, князя ростовского, Глеба, князя муромского, которых русская церковь провозгласила святыми, мучениками, и древлянского князя Святослава), призывавшего на помощь то польских властителей, то печенежских ханов, прозвали Окаянным. Основным его соперником был Ярослав, княживший в далеком северном Новгороде Великом, он опирался на варягов, служивших в его дружине. Но накануне решающей схватки со Святополком произошло непредвиденное: Ярославовы варяги позволяли себе многие насилия по отношению к новгородцам и те не вытерпели. В 1016 г. они перебили немало варягов на «Поромоне дворе». Движение горожан было направлено, таким образом, против гнета и насилий части дружины местного князя, и это обстоятельство придает ему несомненные черты классового выступления новгородских людей, которые «вставше», по словам летописца, т е «восстали», против насильников.

Князь Ярослав разгневался «на гражаны» и принял немедленные меры. В свою загородную резиденцию он заманил «воинов славны тысящу» и приказал всех их убить. Это была, по словам М. Н. Тихомирова, «настоящая бойня»1, классовая месть главы местной власти по отношению к новгородцам.

Ночью он получает известие о смерти отца и вокняжении Святополка, и князь, только что так обидевший «гражан», обращается к ним на вече с просьбой о помощи против Святополка. «На поле», где состоялось вече, новгородцы, несмотря на только что произошедшие события, вняли призыву Ярослава, выделили помощь. Войско Ярослава Святополк разбил на Буге. Ярослав убежал с поля боя только с четырьмя дружинниками, более того, хотел после поражения бежать за море. Но посадник Константин и новгородцы воспротивились этому, собрали деньги для найма варягов, и Ярослав вскоре победил противника на реке Альте и сел в 1019 г. на киевском престоле.

В войско Ярослава, сформировавшееся в Новгороде, входили, помимо тысячи варягов, новгородские горожане и крестьяне-общинники (смерды). Они оказали ему существенную помощь и по соглашению с князем получили от него своего рода жалованную грамоту, которая освобождала их от суда князя и судебных платежей в его пользу. Это — «Древнейшая Правда», составившая начальную часть краткой редакции «Русской Правды». По сообщению Новгородской первой летописи, Ярослав дал «правду и устав списав» для новгородцев сразу же после победы над братом.

Вскоре после описанных событий Ярослав, теперь уже великий князь киевский, снова возложил опалу на Новгород Великий, Причина ее неясна, но результатом были заточение посадника Константина, сосланного в Ростов, и расправа с ним в Муроме три года спустя, примерно в 1022 г.

Во время описанных событий неспокойно было и на юге Руси. Дело в том, что Святополк в борьбе с Ярославом опирался на помощь польского короля Болеслава. Дружины последнего участвовали в сражении на Буге, принесшей победу Святополку Окаянному. Король расставил их по русским городам «на по* корм». И здесь насилия, притеснения пришельцев вызвали народные восстания в городах, в том числе и в Киеве, из которого бежали и Болеслав, и Святополк.

Княжеские усобицы продолжались. То полоцкий князь Брячи-слав захватывает и грабит в 1021 г. Новгород, то князь Мстислав, брат Ярослава, через три года, в 1024 г., приходит из Тмутаракани и пытается отнять у него киевский престол; правда, киевляне не принимают его, но он в битве при Листвене побеждает Ярослава, и тот бежит в Новгород. Вскоре братья пришли к согласию: Ярослав по-прежнему княжит в Киеве, Мстислав садится на престол в Чернигове; Днепр становится линией раздела между их владениями.

Именно в это время вспыхивает восстание в Суздальской земле. Здесь в 1024 г, случился неурожай (подобное во времена средневековья бывало нередко), приведший к голоду. «Повесть временных лет» в связи с этим сообщает, что тогда «был мятеж великий и голод по всей той стране». На «мятеж», т. е. восстание, поднялись смерды, простой народ («простая чадь»). Они обвиняли местную верхушку — «старую чадь», державшую в своих руках лучшие земли, в том, что они «держать гобино», т. е. урожай, хлеб, изобилие. Дело закончилось избиением «старой чади», среди которых, по сообщению летописи, имелись «бабы» — жены суздальских деревенских богачей. Восстание возглавили волхвы — языческие жрецы. Они, как и многие местные жители, сопротивлялись введению христианства, которое довольно часто вменялось насильственно в среду горожан и крестьян, поскольку способствовало феодалам в их захватах общинных земель и закрепощении смердов, росту эксплуатации населения (дани, поборы в пользу князей и бояр, десятина —для церкви). Таким образом, восстание имело антифеодальный и антихристианский характер.

«Мятежь велик» вызвал беспокойство властей. Хотя он и прекратился после того, как «все люди» Суздальской земли привезли по Волге хлеб {«жито») из Волжской Болгарии, сам великий князь киевский Ярослав Владимирович, «услыхав о волхвах», приехал в Суздаль и расправился с ними. Одних он приказал казнить, других —заточить в тюрьму. Тем самым высшая власть в лице великого князя выступила в защиту зажиточной верхушки, против основной массы «меньших» людей — крестьян.

Народные движения 1016—1024 гг., вспыхивавшие в разных областях северной и южной Руси, направленные то против насилий иноземцев-наемников, то против разбогатевшей и феода-лизирующейся верхушки из среды местного населения, имели весьма примечательные особенности. Не говоря уже об их стихийности и разрозненности, они отличаются небольшими размерами, социальной, классовой незрелостью, примитивностью. Так, суздальские смерды, в праведном гневе вставшие на местных богачей, державших хлеб в голодное время, шли за волхвами, которые стали выразителями их стихийного протеста, предводителями, под флагом веры эпохи первобытнообщинного строя, ушедшего в прошлое. Религиозная окраска движения долго будет характерна для многих народных восстаний в феодальной России ибо «...выступление политического протеста под религиозной обо-лочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития...»1. Выступления жителей Новгорода и городов южной Руси, в том числе Киева, были связаны с борьбой против грабежей, насилий иноземцев; социальный момент в них не очень ярко выражен.

Сильно осложняли ход событий усобицы князей, их борьба за власть. Это обстоятельство дает некоторым исследователям основания писать о том, что народные выступления вызывались действиями князей, являлись как бы составной и подчиненной частью междукняжеской борьбы. С этим невозможно согласиться. Несомненно, горожане нередко принимали то или иное участие в событиях подобного рода — становились на сторону того или другого князя, оказывали ему помощь или отказывали в ней. И это естественно, поскольку они были подданными, должны были подчиняться своему князю. Отказ это сделать, более того, выступление против князя и его действий выглядит уже актом не только участия в придворной борьбе на стороне того или иного властителя или претендента на власть, но и социального протеста прб'-тив данного князя, его бояр, дружинников, тех или иных его акций (приглашения иноземцев-грабителей).

В целом в ходе этих движений народные низы заявляли о недовольстве своим тяжелым положением, обращали свой гнев на притеснителей, богачей.

Менее чем полустолетие спустя народные волнения тоже охватили ряд южных и северных земель Руси. Наиболее драматические события произошли в Киеве. В 1068 г. три сына Ярослава Мудрого — Изяслав, Святослав и Всеволод — потерпели поражение от половцев на той же реке Альте, на которой их отец победил Святополка. Изяслав и Всеволод бежали в Киев, Святослав — в Чернигов. Киевляне, участвовавшие в битве, «прибежали в Киев и устроили вече на торговище» (на торговой площади) на Подоле. Они послали к князю Изяславу, сказав ему: «Вот половцы разбрелись по земле, дай, князь, оружие и коней, и еще сразимся с ними». Горожане— ремесленники и торговцы («Повесть временных лет» называет их «люди») —- стремились оборонить свой город, Русскую землю от нашествия степняков, разорявших страну после победы на Альте. Но князь Изяслав отказался дать им то, что они просили. Видимо, он опасался простых киевлян. К тому же в ходе этих событий они освободили из тюрьмы своих товарищей из числа киевских жителей («дружину свою из погреба»). За что их туда посадили киевские власти, неизвестно. Арест каких-то «людей» создал, очевидно, напряженную обстановку, и именно по этой причине Изяслав не пошел на то, чтобы вооружить киевский простой люд.

Получив отказ, «начали люди говорить на воеводу Коснячка», т. е. выступать на вече против одного из приближенных к Изяславу лиц, обвиняя, видимо, его в создавшейся ситуации (летописец поражение на Альте связывает с его именем). С веча киевляне направились вверх, на Гору, ко двору воеводы, но не нашли его. Затем «стали у двора Брячиславля» — полоцкого князя, приезжавшего по делам в Киев и имевшего здесь дом со двором. Здесь находился, очевидно, под арестом его сын Всеслав (полоцкие князья враждовали с киевскими). Восставшие открыто выразили свое намерение: «Пойдем освободим товарищей своих из погреба». Одна половина восставших направилась к тюрьме, другая через мост пришла к княжескому двору. Изяслав находился вместе с дружиною на сенях своего дворца, «смотрел из оконца» вниз. А там бушевала толпа восставших, которые «начали препираться с князем». Дружинники, наблюдавшие эту сцену, заволновались, и один из них, «Тукы, брат Чюдин», обратился к Изяславу:

—           Видишь, князь, люди завопили! Пошли, пусть берегут Все-слава.

Дружинник предостерегал патрона об опасности освобождения Всеслава восставшими. Тут же, «пока он (Тукы.— В. Б.) говорил это», вернулись от тюрьмы восставшие, которые отворили ее, выпустив своих «товарищей». Дружинники снова подступили к Изяславу («И сказала дружина князю»):

—           Это зло, пошли ко Всеславу! пусть, призвав его обманом к оконцу, пронзят его мечом.

Князь снова не послушал совет, хотя его приближенные, несомненно, имели все основания полагать, что от арестованного полоцкого князя в обстановке начавшегося восстания могла исходить угроза и Изяславу, и им самим: восставшие, не получив удовлетворения своего требования от одного князя, могли ведь призвать другого, как это часто делали жители русских городов и в менее угрожающей обстановке в сравнении с той, которая сложилась в Киеве той поры.

Так и получилось — «люди же закричали и пошли к темнице Всеслава». Увидев это, Изяслав и Всеволод бежали с княжеского двора. А восставшие «в 16 день сентября» освободили Всеслава «и прославили его средь двора княжеского», т. е. провозгласили его великим князем киевским вместо Изяслава. Таким образом, волей восставших произошла смена правителя — не мирным путем, в результате приглашения, соглашения, а насильственным, в ходе выступления против власти великого князя Изяслава, которой они и ранее, очевидно, были недовольны, на что недвусмысленно указывает факт освобождения из темницы арестованных им киевлян. Эти чувства недовольства, гнева, протеста приняли еще более активные формы — восставшие разгромили Изяславов «двор», взяв «безчисленное множество золота и серебра», т. е. подвергнув конфискации княжеские сокровища, нажитые путем эксплуатации простого народа — «людей», которые теперь по сути дела возвращали себе награбленное. Владелец же дворца и сокровищ бежал за рубеж — в Польшу.

Восстание в Киеве приняло весьма активный и решительный характер. Инициатором его и движущей силой стали ремесленники и торговцы, проживавшие на Подоле, в своем квартале, на низменной части берега Днепра. Важно то, что они обсуждают свои дела, выдвигают требования на вече, потом идут их осуществлять, предъявляют требования князю. Не добившись своего, освобождают товарищей из заключения, громят двор великого князя, по существу смещают его и провозглашают другого князя, его политического противника, своим правителем. Сила восстания такова, что Изяслав со своей дружиной спасается бегством в соседнюю страну, под защиту Болеслава.

Восстание в Киеве продолжалось семь с половиной месяцев — пока Изяслав отсиживался в Польше, а король Болеслав собирал войско; потом, уже в 1069 г,, они вместе направились на Русь; в Киеве все это время правил Всеслав, посаженный восставшими. То, что они «прославили» нового князя, было в порядке вещей, иначе и быть не могло. Важно то, что восторжествовала их воля: они выгнали Изяслава, разгромили и разграбили дворец великого князя, заменили его Всеславом и тот вершил все дела по заведенному порядку. Но обстановка в Киеве была необычной, торжество участников восстания не могло не создавать соответствующее настроение. Об этом говорит один любопытный факт: в том же 1068 г. в Киев прибыл новгородский епископ Стефан и «и тамо,— сообщают два летописца XV в.,— свои его холопи удавиша его». Очевидно, в обстановке восстания холопы — самые приниженные и эксплуатируемые из числа зависимых от господ людей — осуществили акт классовой мести по отношению к одному из высших иерархов, главе новгородской церкви, от которого, вероятно, немало перенесли унижений и издевательств. К этому же, возможно, времени относится «прихождение разбойников» на Киево-Печерский монастырь. Под «разбойниками», которые хотели расправиться с монахами и захватить монастырские богатства, Киево-Печерский патерик (содержит описания жизни «святых» —- «угодников» этого монастыря), сообщающий о попытке их нападения, имеет в виду, несомненно, не обычных воров, грабителей с большой дороги, а восставших, которые после неудачи своего дела вернулись домой, а их «старейшина» и три других участника нападения пришли к игумену Феодосию с извинениями ’.

О Всеславе, княжившем в Киеве все то время, пока Изяслав * находился в Польше, сохранились известия, правда очень краткие и не совсем ясные, но свидетельствующие о том, что он сделал какие-то послабления в делах управления, суда.

«Слово о полку Игореве», знаменитый памятник конца XII в., отразило представления об этом князе как человеке отважном, стремительном, окутанном туманом таинственности и волшебства. Летописцы сообщают, что он и родился-то «от волхования» и его ;самого современники считали чуть ли не волхвом, кудесником. Перемежая быль с фантазией, автор «Слова» пишет о нем: «Все-слав князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночыр. волком рыскал: из Киева дорыскивал ранее петухов до Тьмутороканя, великому Хорсу волком путь перебегал». Оставим в стороне легендарные, фантастические подробности и обратим внимание на то, что этот князь во время пребывания в Киеве что-то сделал для того, чтобы судить людей более праведно, чем было до него. То же относится и к управлению «городами», т. е. отдельными областями Русской земли.

Все это не дает оснований считать Всеслава каким-то сторонником восстания, хорошо относившимся к его участникам. Попросту он делал то, что должно было им нравиться, соответствовать их желаниям, требованиям, т. е. княжил, так сказать, под нажимом «людей», восставших, провозгласивших его князем и, естественно, ждавших от него более праведного и спокойного правления. Он, вероятно, и вынужден был в какой-то степени это делать, но чувствовал себя, конечно, не очень, уютно и уверенно рядом с «людьми», от которых очень зависел. От этой «дружбы» и, зависимости он постарался освободиться, как только на горизонте начали сгущаться тучи. Весной 1069 г. он получил известие о приближении Изяслава и Болеслава с польским войском. Все-рлав выступил им навстречу с киевским войском, в котором, согласно польским источникам, помимо русских, шли также пече-нргй и валахи. Подошел к Белгороду. Здесь Всеслав под покровом ночи, тайком, скрываясь от киевлян, бежал в свой родной Полоцк.

Киевляне после бегства Всеслава, как видно, не надеясь на успешное противостояние силам Изяслава и Болеслава, созвали вече. Решили покориться князю, ими свергнутому. Понимая, что уговорить того будет трудно, обратились за посредничеством к его,братьям. Они говорили Святославу и Всеволоду:

—           Мы уже зло сотворили, прогнав своего князя, а теперь он

ведет на нас Польскую землю. А идите в город отца своего. Если же не хотите, то нам неволя: зажегши свой город, уйдем в Греческую землю. Насколько реальной была эта угроза, трудно сказать. Едва ли киевляне собирались всерьез осуществить ее, покинуть родные очаги. Но ситуация сложилась сложная, и оци должны были приводить какие-то веские доводы, чтобы предотвратить нежелаемое. Им ответил Святослав:

—           Мы посылаем к брату нашему: если пойдет на вас с поляками губить вас, то мы выступим против него войною. Мы не дадим погубить город отца своего. Если же хочет прийти с миром, то пусть придет с небольшой дружиной.

Оба князя успокоили («утешили») киевлян, но брату Изяславу, исполняя данное им обещание, они говорили не столь решительно (войной не угрожали):

— Всеслав бежал от тебя, не веди поляков в Киёв; про¥ивн*Р ка- тебе (Нет. Если же хочешь гнев иметь й погубить город, то знай, что нам жаль отцовского престола.

Изяслав послушал было братьев, пошел к Киеву с Болеславом взяв с собой «немного поляков». Но послал наперед сйна Мстислава, который, войдя в город, сразу же начал репрессий — казнил 70 киевлян из тех, кто освобождал из темницы Всеслава; «других ослепил, других же без вины погубил, не расследовав». Жертвами расправ стали многие десятки, может быть, даже несколько сот восставших. Изяслав вошел в Киев и снова занял престол 2 мая 1069 г. Опять поляков поставили «на покорм»/ очевидно, снова начались грабежи и насилия. В ответ «тайно убивали поляков», и Болеслав возвратился восвояси. Изяслав в отместку восставшим перевел торг с Подола на Гору и выгнал из Полоцка своего недруга Всеслава. Но и после этого продолжались взаимные нападения, свары князей, сопровождавшиеся «ратью»— военными действиями, которые разоряли жителей.

Исследователи отмечают, что во время Киевского восстания 1068—1069 гг., помимо городского населения, в классовой борьбе приняли какое-то участие сельские жители. «Правда Ярослави-чей» (другая часть краткой редакции «Русской Правды», утвержденная тремя сынами Ярослава на съезде в Вышгороде под Киевом в 1072 г.) подробно разработала статьи, которые говорили о штрафе (вире) за убийство княжеских людей: огнищан, тиунов, старших конюхов, сельских и ратайных старост, рядовичей. В одном месте имеется прямое указание на расправу восставших с одним из княжеских слуг: «А конюх старый у стада 80 гривен, яко уставил Изяслав в своем конюсе, его же 1убиле дорогобудь-ци» — речь идет об одном из приближенных самого великого князя киевского Изяслава, убитом, вероятно, при возвращении патрона из Польши в 1069 г. За расправу с ним жители города Дорогобужа в Волынской земле должны были заплатить двойную виру — 80 гривен (до этого штраф был вдвое меньшим — 40 гривен).

Такое же наказание (двойную плату) полагалось по новому закону платить и за убийство других главных княжеских людей (огнишанина, тиуна, но за старосту—12 гривен, рядовича и холопа — 5 гривен, т. е. в 16 раз меньше!). Так феодалы-правители отвечали восставшим, выступления которых, несомненно, сильно их перепугали. Они постарались еще больше оградить своих слуг и имения, страдавшие от действий восставших. А составленный ими новый кодекс ярко показывает, против кого было направлено острие классовой борьбы социальных низов Древней Руси.

Через два года после народного движения в южной Руси происходит восстание на севере, снова, как и в 1024 г„ в Суздальской земле. Здесь опять, как рассказывает «Повесть временных лет», случился недород («скудость»). Среди смердов «Ростовской области» появились два волхва из Ярославля, которые заявляли им: «Мы знаем, кто держит обилие» (т. е. богатство— еду, вещи). Они шли по Волге по погостам1, «называли лучших жен» и говорили: «Эта держит жито, а эта мед, а эта рыбу, а эта меха». Дело в том, что в то время хранителями «обилия» часто были женщины, которые какую-то часть припасов носили в мешках (мешочках), закинутых за спину. Речь идет опять-таки о женах разбогатевших крестьян, местной верхушке. Очевидно, в обстановке «скудости» наличие «обилия» у этих женщин, к тому же носимого у всех на виду, вызывало естественное раздражение и негодование у обнищавших и изголодавшихся крестьян. Волхвы, и на этот раз выступавшие зачинщиками и предводителями движения, и смерды, пошедшие за ними, приводили к «лучыиим женам» своих сестер, матерей и жен.