Марксистскому пониманию проблем первобытных религий противостоят разнообразные буржуазные теории, которые имеют немало приверженцев в зарубежных странах. Не считая устаревших теорий XIX в.— мифологической (натуристической) и анимистической, у которых, впрочем, и сейчас есть сторонники, в настоящее время наиболее влиятельны на Западе преанимистиче-ские (Маретт, Прейс, Фиркандт и др.), биологическое (Фрейд), социологическое (Дюркгейм), «культурно-историческое» (или теория прамонотеизма, В. Шмидт), прагматическое (Джемс, Хауэлле) направления.

Преанимистические теории начали появляться с последних годов XIX в. как реакция против односторонности и прямолинейности эволюционистской анимистической школы. Сторонники этих теорий сильно расходились между собой во взглядах: общим у них было только то, что все они не считали анимизм самой ранней формой религии. Джемс Фрэзер («Золотая ветвь», 1890 г.) считал, что до анимизма и вообще до религии (которую он понимал узко, как умилостивительный культ) существовала вера в магию, то есть в собственную сверхъестественную силу человека. Фрэзер не причислял при этом магию к религиозным верованиям. Он считал даже, что она ближе к науке, чем к религии, ибо магия-де, подобно науке, основана на уверенности в постоянстве причинных связей, тогда как религия-де основана на вере в чудо, то есть в нарушение причинных связей.

Во взглядах Фрэзера, как и в собранном им огромном фактическом материале, много интересного. Но Фрэзер чисто идеалистически понимал магию, как простую логическую ошибку ума: первобытный человек принимал-де субъективную ассоциацию идей в своей голове за объективную связь явлений. Фрэзер столь же идеалистически трактовал и переход от магии к религии. По его мнению, когда люди убедились в тщетности своих собственных попыток воздействовать колдовством на природу, они пришли к выводу, что на нее, значит, воздействуют иные, невидимые силы, то есть духи или божества. Несмотря на наивность такого понимания корней магии и религии, взгляды Фрэзера оказали большое влияние на науку; их разделяли и некоторые советские ученые.

Другие преанимисты — Маретт, Прейс, Фиркандт — пытались глубже проникнуть в корни религии. Они правильно считали, что в основе религии лежит не столько деятельность рассудка, сколько безотчетные эмоции, аффекты и непроизвольные импульсивные действия. Англичанин Маретт в своей статье «Преанимистическая религия» (1900 г.) и в более поздних работах утверждал, что основное в религии — безотчетное чувство суеверного страха перед чем-то таинственным. Объективируя и персонифицируя это чувство страха, человек начинает представлять себе что-то сверхъестественное. Древнейшие религиозно-магические обряды вышли из простейших, чисто импульсивных движений. Персонификация представлений о магической силе ведет к культу личных сверхъестественных существ; магическое заклинание превращается в молитву. Самый термин «преанимизм» (в смысле «доанимистическая стадия») ввел именно Маретт. Сходные мысли развивали немцы Прейс и Фиркандт (начало XX в.). Но и эти авторы, подобно своим предшественникам, старались объяснить религию из чисто индивидуального сознания человека. Они видели только человека-одиночку, совершенно забывая — как это, впрочем, и свойственно буржуазным ученым,— что человек есть существо общественное и что религия есть форма общественного, а не индивидуального сознания.

Если преанимистические теории были, при всей их ограниченности и однобокости, все же каким-то шагом вперед в изучении истории религии, то биологическая точка зрения Зигмунда Фрейда (венского врача-пси-хиатра) означала большой шаг назад. Фрейд попытался применить к истолкованию общественных явлений, в том числе религии, свой психоаналитический метод лечения нервных и психических болезней. Он утверждал, что эти болезни коренятся обычно в подавленных еще с детства сексуальных стремлениях, в якобы присущем ребенку «эдиповом комплексе» — половом влечении к матери и враждебно-ревнивом чувстве к отцу как к сопернику. Эти же подавленные влечения Фрейд видел и в образах религиозной фантазии «дикарей», то есть отсталых народов: он все их рассматривал как эротические символы («Тотем и табу», 1913 г., и другие сочинения). Несмотря на явную нелепость подобного взгляда, чисто идеалистического и совершенно игнорирующего всякую историю, у Фрейда нашлось много последователей в Австрии, Венгрии и других странах Западной Европы, а в США и сейчас фрейдистские взгляды распространены довольно широко.

Единственной буржуазной школой, сделавшей попытку подойти к религии как к явлению общественной жизни, была «социологическая» школа Эмиля Дюрк-гейма во Франции. Еще в 90-х годах XIX в. Дюркгейм в своих книгах доказывал, что общество — это особая реальность, имеющая свои законы, не сводимые ни к законам природы, ни к законам индивидуальной психологии человека. Религия, по Дюркгейму,— это тоже явление социальной, а не индивидуальной психологии. В религии действуют «коллективные представления», совершенно отличные от представлений, рождающихся из индивидуального опыта человека. В религии общество обожествляет самого себя: общество есть бог. Разные типы общественной структуры порождают и разные типы религии. Древнейшее общество — родовое, поэтому самая ранняя форма религии — это тотемизм, чисто родовая религия: тотем — это божество клана (рода). На примере австралийского тотемизма Дюркгейм и старался обосновать свои взгляды («Элементарные формы религиозной жизни, тотемическая система в Австралии», 1912 г.).

У Дюркгейма было много последователей; помимо Франции его взгляды разделяются многими в Англии, в США, хотя с теми или иными вариациями. Одним из единомышленников Дюркгейма был Люсьен Леви-Брюль, написавший целый ряд книг о «первобытном мышлении».

В работах Дюркгейма и Леви-Брюля много интересного и ценного. Но беда в том, что Дюркгейм и его ученики, как буржуазные мыслители-позитивисты и идеалисты, неверно понимали само общество. Они видели в нем только систему психических связей, забывая о самой основе общественной жизни — о материальных производственных отношениях. Принципиальная порочность взглядов Дюркгейма и Леви-Брюля сказалась и в том, что взгляды их вели к теоретическому обоснованию вечности религии, так как человеческое общество будет существовать и в отдаленном будущем, значит, будет существовать и религия. Чисто апологетический, фидеистический взгляд на первобытную религию развила католическая «венская школа» патера Вильгельма Шмидта и его учеников, опирающихся на так называемый «культурно-исторический» метод. Искусственно подтасовывая и перетолковывая вкривь и вкось данные этнографии, Шмидт утверждал, что первоначально существовала вера в единого небесного бога-миросоздателя. В наиболее чистом виде она будто бы сохранилась у пигмейских народов юго-восточной Азии и Африки, а частью — у племен Юго-Восточной Австралии. Вера эта и была якобы прямым результатом «первобытного откровения». Лишь впоследствии она была-де затемнена и загрязнена магическими, тоте-мическими, анимистическими, мифологическими представлениями, которые будто бы принадлежали более поздним «культурным кругам». Серьезной научной критики эта чисто поповская теория не выдерживает. За пределами небольшой группы католических ученых она приверженцев себе не нашла, хотя авторитет В. Шмидта признают многие буржуазные историки религии. В настоящее время и последователи «венской школы» отбросили учение о «культурных кругах» — основу «культурно-исторического метода», и теория прамонотеизма лишилась даже того иллюзорного научного основания, на котором прежде покоилась.

Православные церковники придерживаются в точности той же точки зрения «первобытного откровения» и прамонотеизма, как и их католические собратья (см., напр.: Архимандрит Хрисанф, Религии древнего мира в их отношении к христианству, СПб., 1873, т. 1, стр. 29 и др.), но они гораздо меньше уделяли внимания этому вопросу и вообще меньше, чем католики, претендовали на решение каких-то научных вопросов.

В последние годы среди буржуазных защитников религии стала модной прагматическая точка зрения, развиваемая главным образом американскими социологами и философами — последователями Джемса и Дьюи. Согласно этой точке зрения, объективной истины вообще нет, а истинно все то, что как-то полезно человеку. Так как множество людей признает религию нужной и полезной, значит, она нужна и полезна, а следовательно, и истинна. Корни первобытной религии прагматисты видят в том, что она-де помогает «дикарю» в его борьбе за существование, делает устойчивым социальный строй, культуру. Религия помогает избегнуть «социального хаоса». В таком понимании религии ясно виден страх реакционной буржуазии перед свободомыслием революционных классов, страх за устойчивость существующего эксплуататорского строя.

Критикуя и отвергая реакционные и апологетические построения буржуазных ученых в области истории первобытной религии, советские исследователи в то же время внимательно отбирают все ценное, что создано в зарубежных странах в этой области. Не говоря уже об огромном накопленном фактическом материале (особенно этнографическом), теоретические исследования прогрессивных буржуазных ученых тоже представляют много такого, что заслуживает серьезного внимания.

Изучение религии показывает, что различные религиозные верования и обряды, возникшие еще в отдаленнейшую первобытную эпоху, имеют сложную историю. Некоторые из них, переосмысляясь в связи с новыми общественными отношениями в ходе исторического развития, сохранились вплоть до нашего времени и вошли составной частью в современные мировые религии. Конечно, религия в наши дни, в эпоху заката капитализма, имеет совсем иные корни, чем первобытная религия. Теперь эти корни главным образом социальные. Теперь религия освящает и укрепляет классовый гнет эксплуататоров, империалистическое рабство. Церковные деятели стремятся спасти отживающий буржуазный строй, задержать его падение. Нельзя, разумеется, рассматривать современное христианство, ислам, буддизм и пр. как простое дальнейшее развитие первобытной религии. Нельзя так рассматривать и раннее христианство, ранний ислам или буддизм. Однако, выясняя корни современных религий, не следует забывать и о том, что корни эти тянутся к отдаленной первобытной эпохе. Недаром Энгельс говорил о религии, что у нее «имеется предысторическое содержание, находимое и усваиваемое историческим периодом, содержание, которое мы теперь назвали бы бессмыслицей».