Ядерная революция и новое мышление

Андрей Мельвиль

Заведующий сектором Института США и Канады Академии наук СССР, доктор философских наук. В 1981 году награжден медалью Академии наук СССР за лучшую работу молодого ученого. Автор или соавтор пяти книг и большого числа статей, посвященных политическому сознанию и проблемам войны и мира.

Мы часто вспоминаем слова Альберта Эйнштейна о том, что «освобожденная энергия атома изменила все, кроме способа нашего мышления». И мы часто говорим, что появление и развитие атомного, а затем и ядер-ного оружия коренным образом изменило условия существования человечества и выдвинуло на повестку дня необходимость не только совершенно новых норм поведения и взаимоотношений государств на международной арене в ядерный век, но и новых принципов мышления, соответствующих реальностям ядерной эпохи

Беспрецедентная задача

Но всегда ли мы сознаем, что это беспрецедентно сложная задача, требующая решительного разрыва со многими историческими, политическими, социальными, культурными, идейно-психологическими традициями, идущими от доядерных систем? Не только люди, но и общества несут с собой груз прошлого, избавление от которого является трудным и, как правило, весьма болезненным делом. Очень много в наших политических традициях — при всем их многообразии — составляет серьезное препятствие на пути приспособления политического мышления к новой реальности.

Приведение нашего сознания в соответствие с радикальными переменами в окружающем мире требует не только политического мужества, но и определенной эмоциональной готовности. Это предполагает как напряжение человеческого разума, так и существенную психологическую перестройку. И это — задача, стоящая перед всеми нами, воспитанными на традициях прошлого, подчас склонными считать их единственной нормой.

Трудность этой задачи связана с тем, что на пути нового мышления находятся не только «видимые» политические и идеологические препятствия, но и барьеры «невидимые». Это препятствия психологические и эмоциональные, порожденные естественным сопротивлением сознания по отношению к переменам. К тому же такая психологическая защита подчас интеллектуально привлекательна, поскольку освобождает от необходимости напряженной работы мысли, додумывания до конца кардинальных проблем ядерной эпохи, позволяет пользоваться хорошо знакомыми и привычными понятиями и концепциями.

Новая эра

Пожалуй, исходным пунктом здесь должно было бы быть осознание того, что появление этого нового вида оружия массового уничтожения, по сути, поделило человеческую историю на два периода — доядерный и ядер-ный. И многое из того, что было нормой и правилом для доядерной эпохи, оказывается совершенно неприемлемым для ядерного века. Многие традиционные для предшествующих исторических этапов категории политики потеряли или существенным образом изменили свой смысл и содержание. Война и мир, победа и поражение, превосходство и уязвимость, угроза и безопасность, стратегия и сила, баланс и стабильность — эти и многие другие понятия приобретают сегодня новое звучание.

Более того, ядерная эпоха самым серьезным образом меняет сами наши представления о логике и рациональности, унаследованные из прошлого. Использование политических понятий и концепций доядерной эпохи применительно к современности оказывается проявлением своего рода псевдорациональности. Внешне все выглядит логично, на на самом деле лишено какого-либо смысла. Разрыв между темпами научно-технического развития, драматическими переменами в окружающем нас мире и уровнем человеческого мышления нередко приводит к тому, что мы продолжаем пользоваться безнадежно устаревшими понятиями и представлениями, хотя живем в качественно новой среде, в которой традиционное политическое мышление неизбежно приводит к внутреннему противоречию, неразрешимой антиномии. Оно становится нерациональным, поскольку в новых условиях уже неспособно постичь качественно новую реальность и, сохраняя лишь внешние признаки рациональности, в действительности создает иллюзорную картину реальности и диктует такие решения и такие практические действия, которые оказываются дисфункциональными 3.

Ядерная реальность

Итак, мы оказываемся перед необходимостью приведения наших понятий и представлений в соответствие с новыми реальностями ядерной эпохи и вызванными ею революционными переменами в окружающем нас мире. Упоминая эти революционные перемены, мы вовсе не отдаем дань публицистическим преувеличениям. Есть все основания говорить о ядерной революции как о вызванном появлением и развитием ядерного оружия принципиальном разрыве с традициями прошлого, который требует серьезной переоценки многих, если не большинства, категорий политики, и прежде всего относящихся к проблемам войны и мира.

Ни с чем не сравнимая сегодня важность проблем войны и мира обусловлена в первую очередь тем обстоятельством, что угроза войны приобрела качественно новое измерение. Конечно, предотвращение ядерной войны не является единственной целью национальной политики Советского Союза или Соединенных Штатов и не исключает другие имеющиеся у них национальные интересы. Однако именно проблема предотвращения ядерного светопреставления приобрела сегодня огромное самостоятельное значение и занимает первое место в системе национальных приоритетов. Она же стала и своеобразным контекстом для других ключевых проблем современности (ив этом смысле можно сказать, что проблемы войны и мира и другие глобальные проблемы сегодня неделимы).

Ядерная революция ликвидировала пределы разрушительной мощи оружия массового уничтожения и возможность традиционной защиты от него. Впервые в истории человечества война с применением ядерного оружия становится уже не геноцидом, а омницидом — всеобщим истреблением человечества. Впервые оказался созданным потенциал взаимного гарантированного уничтожения, исключающий для агрессора возможность победы в какой бы то ни было гипотетической ситуации. Впервые накопленные военные арсеналы готовы к немедленному использованию, причем для начала войны не требуется проведения мобилизации, перестройки промышленности, что потенциально превращает наше время не в довоенный, а в предвоенный период. И точно так же впервые решение о всеобщем ядерном самоубийстве может быть не только принято, но и практически осуществлено достаточно узким кругом лиц.

Раньше проблемы войны и мира в основном касались отношений между отдельными государствами, нациями, классами, социальными группами, и лишь по сути дела сегодня они впервые стали глобальной проблемой общецивилизационного масштаба.

История, как известно, становится всемирной лишь постепенно, с течением времени, и это — всемирность в позитивном смысле, имея в виду глобальную экономическую, политическую и духовную взаимозависимость. Однако в данном случае применительно к угрозе ядерной войны всемирность человеческой истории приобретает и негативный смысл, т. е. возможность отрицания, уничтожения всей человеческой истории как таковой. В этом же негативном смысле ядерная революция и порожденные ею угрозы даже больше, чем интернационализация хозяйственных процессов, рост взаимозависимости, прогресс средств массовой коммуникации и др., сделала человеческую цивилизацию на нынешнем этапе ее развития единой, глобальной, которая если погибнет в ядерной войне, то вся, целиком. Раньше в результате войн могли погибать страны и народы, однако это не нарушало естественный и в целом поступательный ход истории. Совсем иную угрозу создает ядерная революция — здесь под вопрос поставлено само линейное развитие человеческого общества, векторная направленность истории. В самом деле, в эсхатологических сценариях прошлого «конец света» обычно выступает одновременно и как «начало» его перерождения в более высокое качество. Однако ядерный апокалипсис — это не начало чего бы то ни было, это просто «конец» как таковой, конец самой истории, конец всего.

Военная сила и политика

Ядерная революция радикально изменила природу и характер войны. Война не только с применением ядерного оружия, но даже при наличии потенциальной опасности его применения уже не может быть средством решения каких бы то ни было конфликтов и противоречий — международных, социальных, политических, идеологических. Традиционное соотношение целей и средств войны оказывается лишенным какого бы то ни было смысла. Поскольку средства ядерной войны переросли ее любые мыслимые цели, постольку и вопрос о ее ведении и победе в ней утратил свою рациональность. Таким образом, война с применением ядерного оружия уже не может считаться рациональным продолжением политики другими средствами.

Задача переосмысления устаревших в условиях ядерной революции понятий и представлений затрагивает целый спектр ключевых военно-политических категорий, и в первую очередь вопрос о соотношении военной силы и политики. При этом изменения в характере войны, которые повлекла за собой ядерная революция, должны рассматриваться в общем контексте изменения роли силы и угрозы применения силы для достижения политических целей. Ядерная революция порождает своего рода «парадокс безопасности», переворачивающий с ног на голову традиционное соотношение между военной силой, которой располагало то или иное государство, и его безопасностью. В самом деле, в новых условиях увеличение военной силы не только не приводит к увеличению безопасности, но, напротив, подрывает ее. Далее, политическое влияние государства на международной арене опять-таки уже не связано однозначно, как прежде, с потенциалом его военной силы. И наконец, сама военная сила государства уже не может быть отождествлена с количеством и качеством наличного ядерного потенциала, и прежде всего потому, что практически он не может быть использован — ни в прямом военном смысле, ни для достижения политических целей.

Решающим фактором, обусловившим отмеченное выше изменение соотношения военной силы и политики, является порожденная ядерной революцией всеобщая уязвимость, невозможность защитить себя какими бы то ни было военно-техническими средствами от угрозы ядерного уничтожения. Именно поэтому принципиальным образом меняется содержание самого понятия национальной безопасности государств. Эта безопасность, во-первых, становится относительной, поскольку в новой ситуации ни одно, пусть даже самое могучее в военном и иных отношениях государство не может рассчитывать на абсолютную безопасность по причине всеобщей уязвимости, порожденной ядерной революцией. Во-вторых, эта безопасность невозможна в одностороннем порядке, она недостижима без определенной степени политического сотрудничества и взаимопонимания с противником.

Дилемма безопасности

В известном смысле и до ядерной революции государства неизбежно сталкивались с дилеммой безопасности. Суть ее в том, что политика любого государства по укреплению собственной безопасности, независимо от субъективных намерений стороны, предпринимающей эти усилия, часто имеет своим объективным результатом относительное ослабление безопасности других государств. Иными словами, чем сильнее в военном отношении становится данное государство, чем более оно укрепляет свою безопасность односторонними военными мерами, тем более уязвимыми и в меньшей безопасности оказываются его потенциальные противники. Однако ядерная революция переводит эту традиционную дилемму безопасности в совершенно новое измерение.

Ситуация всеобщей уязвимости, после того как она достигнута, уже необратимо выходит за пределы закономерностей военно-технического развития — она более не может быть ликвидирована в результате каких бы то ни было военно-технических, в том числе оборонительных, усилий. Научно-технический прогресс и развитие средств обороны уже не могут свести на нет фундаментальный факт ядерной революции — открытость территории страны, прежде всего ее гражданского населения и промышленных центров, для возможного ядерного нападения. В этой ситуации обеспечение хотя бы относительной безопасности той или иной страны оказывается в принципе невозможным одними лишь непосредственно военными средствами.

Вместе с тем обоюдная уязвимость выступает и в качестве влиятельного «сдерживателя», она в определенной мере сдерживает опасность конфликта и его эскалации, сдерживает такие действия, которые в иной ситуации могли бы почти наверняка привести к военной катастрофе. Более того, уязвимость и постоянная потенциальная угроза собственной безопасности сдерживают не только от прямого ядерного нападения, но и от таких действий, которые в иной ситуации могли бы вести к эскалации конфликта. Весьма показательно, что если в прошлом фактор неопределенности, органически присущий войне, нередко подталкивал агрессора к нападению, то в условиях ядерной революции именно неопределенность, непредсказуемость ситуации, способной привести к эскалации конфликта, выступают в качестве стимула к сдержанности в поведении.

В этом смысле оружие, порожденное ядерной революцией, не является военным в буквальном смысле слова, поскольку ни в какой гипотетической ситуации оно не может быть использовано для достижения тех целей, ради которых в прошлом обращались к оружию. Более того, само понятие силы приобретает особую двусмысленность применительно к ядерному оружию: оно способно уничтожить, но не способно оказывать традиционное политическое влияние. Во всяком случае, взаимоотношения между военной силой и политическим влиянием в условиях ядерной революции перестают быть прямолинейными, однозначными. После достижения определенного предела увеличение способности к уничтожению становится в буквальном смысле слова чрезмерным и неупотребимым в политических целях.

Наступление против обороны

Ядерная революция разрушает и традиционную диалектику соревнования средств наступления и средств обороны. Она навечно утвердила абсолютное превосходство средств наступления в традиционном соревновании наступательной и оборонительной военной техники, после чего оказываются лишенными смысла любые попытки создания обороны от ядерного оружия в привычном смысле этого слова. Но это же приводит и к появлению принципиально нового феномена, прежде незнакомого мировой истории, а именно — обоюдному владению ядерными наступательными вооружениями, перед которыми другая сторона в равной степени оказывается беззащитной. В конечном счете именно это обстоятельство оказывается одним из решающих факторов, обусловивших возникновение, опять-таки впервые в человеческой истории, подлинного стратегического тупика, который сводит на нет, лишает смысла большинство традиционных представлений о военной стратегии, использовании военных средств для достижения каких бы то ни было целей.

Факт всеобщей уязвимости, порожденный ядерной революцией, лишает смысла и традиционной рациональности само понятие обороны, приводит к его девальвации. Оборона в смысле обеспечения национальной безопасности перестает быть военной проблемой в традиционном смысле слова и становится политической и психологической проблемой. Более того, из факта всеобщей уязвимости вытекает также, что достижение военного преимущества не может иметь военного значения, оно не имеет отношения к реальной безопасности. Поэтому и само понятие военного преимущества или уязвимости лишается традиционного смысла.

Ядерное оружие порождает и другой парадокс — противоречие между его гигантской разрушительной силой и принципиальной невозможностью уничтожить весь ядерный потенциал противника, что дает ему гарантированную возможность даже в случае гипотетического «поражения» нанести ответный сокрушительный удар и, в свою очередь, уничтожить «победителя». Это неизбежно создает принципиально новую для человеческой истории стратегическую ситуацию, которая полностью лишена традиционного военного смысла. В результате ядерное оружие, при всех его разрушительных возможностях, неспособно обеспечить «победу» в том смысле, в каком в доядерный период одна армия побеждала другую и навязывала побежденной стороне свою политическую волю.

Обращает на себя внимание и следующее обстоятельство: привычка искать практические технологические решения для возникающих проблем приходит в явное противоречие с тем фактом, что для ядерной угрозы таких решений более не существует. Осознание этого обстоятельства часто влечет за собой психологическую напряженность, поиски хотя бы иллюзорного выхода из создавшейся ситуации. Одной из наиболее распространенных реакций на эту новую ситуацию оказываются попытки «технологического» вытеснения чувства ядер-ной угрозы и всеобщей уязвимости посредством сосредоточения внимания и ресурсов на различных проектах возрождения «обороны» в традиционном смысле слова. В действительности же и проекты создания всеобъемлющей системы «космической обороны», и проекты гражданской обороны — все это в основе своей попытки вытеснения из сознания болезненного для него факта всеобщей уязвимости и принципиального отсутствия каких бы то ни было военно-технических средств и способов обеспечения безопасности, создания системы обороны.

Новые нормы политической рациональности ядер-ной эпохи лишают смысла и традиционный принцип игры с нулевой суммой во взаимоотношениях государств на международной арене, и прежде всего — во взаимоотношениях с потенциальным противником. Наряду с этим безнадежно устарел и такой традиционный политический принцип: «что плохо для врага, хорошо для нас».

Более того, крайне важной задачей становится осуществление глубоких модификаций в самом «образе врага», необходима выработка нового отношения к противнику — не только политического, но и психологического, эмоционального. В психологическом отношении эта задача, быть может, одна из самых трудных. И не только по причине глубоко укорененных этнических, культурно-исторических, политических и идеологических предрассудков, но и в силу самой логики гонки вооружений, являющейся самостоятельным источником ложных восприятий. Ведь «абсолютное» оружие требует «абсолютного» врага, который казался бы настолько демоническим, что против него было бы морально и психологически оправдано применение этого оружия 5.

Дегуманизация противника, превращение его в символ «абсолютного зла» особенно опасны в условиях ядерной революции. Поэтому крайне важным и необходимым становится избегать ситуаций, когда противник испытывал бы страх, неуверенность, уязвимость. Сохранение чувства безопасности у противника в нынешних условиях так же важно, как и поддержание собственной безопасности. На этом основывается новое понимание общности человеческой судьбы, ставящей во главу угла принцип интернационализации национального интереса, исходящий из приоритетности глобальных, общечеловеческих потребностей и интересов.

Отмеченные выше парадоксы и дилеммы, к которым в условиях ядерной революции неизбежно приходит традиционное политическое мышление, как бы взрывают его изнутри, приводят к неразрешимым внутренним противоречиям, которые не могут быть преодолены в рамках традиционной политической логики.

Но возможны ли вообще такие радикальные перемены в образе мышления? Какие препятствия стоят на этом пути?

Да, перемены возможны, однако переход к новому мышлению — труднейшая политическая и психологическая задача. Препятствия на пути нового мышления многочисленны. В первую очередь, это препятствия политические и идеологические, т. е. сопротивление тех, кто вполне сознательно и в силу вполне определенных интересов выступает против нового мышления. Но это также и препятствия психологического характера, которые не всегда и не в полной мере осознаются 6.

Эти препятствия в значительной мере обусловлены тем, что сознание, в соответствии с традиционными представлениями, стремится выработать собственную психологическую защиту против новой реальности, которая для него оказывается чрезмерно болезненной. Такого рода психологические механизмы защиты не только не способствуют решению возникающих проблем и трансформации сознания в соответствии с новой реальностью, но, напротив, посредством создания иллюзорного психологического успокоения блокируют сознание и защищают его от этой новой реальности, порождая специфическое «психическое онемение».

Одна из часто встречающихся сегодня форм сопротивления человеческого сознания реальностям ядерной революции — это своего рода конвенциализация ядер-ного оружия, т. е. попытки представить его «обычным», только более мощным, таким, к которому приложимы все традиционные военно-политические понятия и критерии. Такая конвенциализация ядерного оружия может быть привлекательной в психологическом и интеллектуальном отношении, поскольку вытесняет из сознания ту информацию, которая для него слишком болезненна, и позволяет пользоваться традиционными, хорошо знакомыми понятиями и категориями, которые были применимы в прошлом 1.

Другая форма сопротивления сознания связана с апелляциями к идеологическому абсолютизму и пуризму, когда выдвигаются такие абстрактно-абсолютистские идеологические цели, которые требуют закрыть глаза на реальности ядерной революции. Здесь, в частности, коренятся истоки современных вариантов идеологии «крестовых походов» и «священных войн», особенно опасных в ядерную эпоху.

Военно-технологический фетишизм представляет собой еще одну разновидность сознательного и бессознательного сопротивления, когда люди стремятся избежать признания тех радикальных перемен, которые привнесла в мир ядерная революция. Речь идет о попытках представить дело таким образом, будто бы в результате технологического развития (повышения точности, уменьшения мощности боезарядов и т. д.) и различных усовершенствований советское или американское ядер-ное оружие сможет вернуть себе традиционную «военную» функцию. Частный случай этого — идея создания экзотической технологии «космической обороны» от ядерного оружия.

Сопротивление сознания, мыслящего в традиционных политических категориях, проявляется и в тех случаях, когда игнорируются абсолютные параметры ядерного оружия, и внимание, в том числе в ходе переговоров, сосредоточивается на параметрах относительных. Иными словами, речь идет о числе боеголовок, их точности, скорости подлета к цели, числе целей и их укрепленности и т. п., вместо того, чтобы открыто говорить об отсутствии пределов разрушительной мощи ядерного оружия, о порожденной ядерной революцией ситуации всеобщей уязвимости, о невозможности абсолютной безопасности и т. п.

К числу бессознательных психических механизмов сопротивления следует отнести и различного рода семантические ловушки, т. е. языковые формулы искусственного «ядерного эсперанто», которые в действительности не имеют никакого отношения к ядерной реальности, но используются для чисто символического оперирования с ней. Например, когда мы слышим такие выражения, как ядерный обмен, эскалация, контрсила, окно уязвимости, ядерный зонтик и т. п., мы должны сознавать, что это всего лишь эвфемизмы, создающие иллюзию рациональности той ситуации, которая по сути своей лишена рационального смысла.

Трезвое осознание сущности и природы происшедшей ядерной революции является необходимой и важнейшей предпосылкой для перехода к новым парадигмам политического мышления, адекватным реальностям ядерного века. Но есть и другое серьезное препятствие на пути формирования нового мышления. Речь идет об особенно опасном разрыве риторики и реальной политики, когда люди, с одной стороны, всячески декларируют свою приверженность новому мышлению, а с другой — реально поступают так, как если бы они мыслили по-старому. В этом кроется сегодня крайне серьезная опасность того, что «новое мышление» может превратиться просто в очередное пропагандистское клише, риторический штамп.

Наряду с этим, очевидно, следует принимать во внимание и феномен специфической расщепленности, «шизофрении» современного ядерного мышления, приверженцы которого зачастую оказываются сегодня в состоянии одновременно удерживать в своем сознании исключающие друг друга представления. С одной стороны, они вполне сознают, что в мире произошла ядерная революция, что ядерное оружие не является собственно оружием в традиционном смысле слова и что применительно к нему традиционные способы мышления и поведения потеряли свой смысл. Однако, с другой стороны, они же продолжают относиться к ядерному оружию так, как если бы оно было из разряда «обычного», причем делается это в расчете на создание у противника впечатления твердости и решимости, т. е. для оказания на него политического и психологического давления.

Итак, преграды и сложности на пути к новому политическому мышлению, конечно, велики и многообразны. Однако даже не стремиться их преодолеть означает расписаться в собственном признании того смертельного тупика, в который ядерная революция заводит традиционное политическое мышление и поведение. Это также означает примириться со спиралью эскалации напряженности в советско-американских отношениях, которая может привести к катастрофе.

Важно понять, что из нынешнего ядерного тупика не удастся выбраться с помощью магии какого бы то ни было технологического решения. Более того, сама проблема ядерной революции вовсе не является в первую очередь военной, и поэтому вряд ли есть основания рассчитывать на какое бы то ни было «чудо» в области создания вооружений или контроля над вооружениями, которое способствовало бы улучшению советско-американских отношений. Лишь кардинальное изменение политического и психологического климата в советско-американских отношениях могло бы способствовать прогрессу в области контроля над вооружениями и уменьшению ядерной опасности. Поэтому ослабление напряженности в мире, искоренение болезненной враждебности, расширение, образно говоря, пространства доверия между странами и народами — задача, по своей важности соотносимая с задачей разоружения. И это — один из важнейших компонентов выработки нового политического мышления, новой политической культуры и новой психологии советско-американских отношений.

Конечно, это — весьма отдаленная цель. Но это и самая благородная и одновременно наиболее практическая цель.