Осенью 1921 года в одном из своих выступлений В. И. Ленин говорил: «Мы наделали чудес и в военной области и в других. Среди этих чудес самое большое чудо, я думаю, ликвидировать до конца самую комиссию по ликвидации безграмотности». Тогда, в 1921 году, подобная перспектива выглядела очень далекой: ведь строительство социализма начиналось в стране, где три четверти населения до революции не знали грамоты.

Особенно мало школ было в деревнях. Невероятно низким был уровень образования в национальных районах. У народов Средней Азии и Казахстана грамотные составляли от 0,5 до 2 процентов населения. Среди азербайджанцев и армян их было немногим больше 10 процентов. На Украине четыре пятых населения никогда не учились. Многие народности, населявшие Россию, вообще не имели своей письменности.

О том, как «заботились» господствующие классы о просвещении трудящихся, свидетельствуют, например, такие данные: в 1914 году в России в среднем на одну библиотеку или клуб приходилось пять-шесть церквей и монастырей. Темпы роста образования были таковы, что для достижения всеобщей грамотности мужчин потребовалось бы около 180 лет, а для женщин — столетием больше.

Партия видела в массовой неграмотности одного из самых серьезных и опасных врагов Советской власти. И хотя пролетарское государство, возникшее в обстановке жестокой экономической разрухи, испытывало тогда невероятные материальные и финансовые трудности, оно смело пошло на осуществление таких мер, какие были немыслимы даже в самых богатых буржуазных странах. Сразу же была отменена плата за обучение в школе. В высших учебных заведениях, в специальных училищах и заведениях повсеместно учащиеся обеспечивались стипендией. Посещение театров и музеев стало для них бесплатным.

27 декабря 1919 года В. И. Ленин подписал декрет о ликвидации безграмотности, в котором говорилось:

«В целях предоставления всему населению Республики возможности сознательного участия в политической жизни страны Совет Народных Комиссаров постановил:     1) Все население

Республики в возрасте от 8 до 50 лет, не умеющее читать или писать, обязано обучаться грамоте на родном или русском языке, по желанию».

Через полгода была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации безграмотности. Организовали школу и на территории Кремля. С особым старанием мыли и скребли помещение клуба. Художники, среди которых был известный В. Н. Денисов (Дени), сделали плакаты. Над входом висела надпись: «Явился новый человек, да здравствует коммуны век!» Это была фраза из букваря «Долой неграмотность!». Другой транспарант призывал: «Ты расправился с царем, так расправься с букварем!»

Одолеть букварь, познать грамоту взрослым людям было нелегко. Но учились миллионы рабочих и крестьян охотно. Кончался трудовой день — они шли в библиотеки, красные уголки, клубы, избы-читальни, чтобы участвовать в «громкой читке» газет. Садились за парты и столы и, водя пальцем по строчкам первых советских букварей, читали по складам: «Мы не рабы. Рабы не мы». Так волею революции люди учились не только читать, но и познавать социальный смысл творимого ими дела.

На рубеже 1917—1918 годов реакционное учительство, главным образом преподаватели гимназий, открыто выступало против Советской власти, организовывало стачки, отказывалось учить детей рабочих и крестьян. Особенно неистовствовало духовенство в национальных районах. На Крайнем Севере можно было услышать такие «доводы»: «Учить оленя надо, учить собаку надо, но зачем учить человека? Он и сам знает, как надо промышлять и жить...» Бывали поджоги школ и убийства учителей. Все это еще более осложняло и без того чрезвычайно трудное дело ликвидации неграмотности и развития народного образования. Но народ-исполин уже проснулся, и его тяга к знаниям была неодолима. Крестьяне сами на свои средства строили новые школы. Из аулов и кишлаков, деревень и поселков в Москву шли просьбы: «Пришлите учителей». Жители одного из уездов Киргизии писали, что «только просвещением можно закрепить Советскую власть и разогнать мрак».

Чтобы ускорить подготовку педагогов, открывали новые институты, краткосрочные курсы. А бывало и так...

Балтийским моряком встретил 1917 год Василий Купревич. Вместе с товарищами штурмовал Зимний. Потом вернулся домой в Смолевичи, в Белоруссию. «Теперь это звучит невероятно,— вспоминал академик,— но на сходке меня, матроса, мужики выбрали учителем. Просто на сходке мужики потребовали:

—           Не верти хвостом. Сам грамоте знаешь и учи наших де-тишков.

—           Я же комендор. По пушечной части...

—           Все одно, учи. Теперь наша власть, и слухай обчество».

Вот так и начал учительствовать Василий Феофилович Купревич. День в классах — ночами за книгами.

Это уже потом будут пятилетки и новые кадры, котлованы Днепрогэса и Магнитки, Комсомольск-на-Амуре и подвиги метростроевцев. А пока надо было учить тех, кому все это строить, штурмовать. Учить в тесных классах, где за партой сидят по трое. Малыши и великовозрастные...

В 1923 году было создано массовое добровольное общество «Долой неграмотность» (ОДН). Его председателем избрали М. И. Калинина. К тому времени количество школ ликбеза заметно возросло. В 1925—1926 годах грамоте обучалось около трех миллионов взрослых, из них почти 90 процентов проживало в сельских районах.

Интересное начинание зародилось в Кабардино-Балкарии. До 1917 года здесь читать и писать мог лишь один человек из 100. К 1924 году положение почти не изменилось. Секретарь обкома РКП (б) Бетал Калмыков, следуя традиции, созвал на совет стариков. Но на этот раз их мудрость не помогла. Седобородые лишь разводили руками, покачивали головами и горестно вздыхали. Тогда Бетал высказал свое мнение: нужно создать учебный городок интернатного типа для подготовки национальных кадров.

Как? В областном бюджете всего один миллион рублей!

Впрочем, не это оказалось самым большим препятствием. По наущению мулл верующие уводили своих детей в горы, прятали в пещерах, хлевах.

Члены партии и комсомольцы пошли по домам, первыми стали записываться на курсы, в школы, техникумы, институт, которые в комплексе составили учебный городок, в честь Владимира Ильича названный ленинским. Кадры, обучавшиеся здесь, вместе с приехавшими к ним на помощь посланцами центральных городов возглавили борьбу за ликвидацию неграмотности. Несколько лет спустя Наркомпрос присудил Кабардино-Балкарии знамя за успехи в ликбезе. К этому времени почти все секретари местных райкомов партии, директора совхозов, председатели колхозов прошли школу ленинского городка.

Настоящими центрами новой культуры стали новостройки, первенцы социалистической индустриализации. Вспомните имена многих из тех, о ком мы уже рассказывали: Хаир Кусембаев (Магнитка), Андрей Филиппов (Новокузнецк), Мирсаид Ардуа-нов (Березники), Джумгалий Омаров (Турксиб), Александр Бусыгин (Нижний Новгород)... Все они познали грамоту, став рабочими, втянувшись в соревнование, поднявшись до ударничества. Хаир и Джумгалий были еще молоды, кончили вечерние школы, поступили в высшие учебные заведения. Труднее пришлось их старшим товарищам.

М. Ардуанову исполнилось 43 года, когда он вместе со своей бригадой стал посещать ликбез. По закону все обучавшиеся имели право кончать трудовой день на два часа раньше. Но ардуа-новцы часто добровольно задерживались на работе. Усталые приходили в барак, где их ждали комсомольцы, брали буквари, и занятия начинались.

А вот что рассказывает А. С. Филиппов: «Гляжу, бывало, на рабочего, который, шевеля губами, уткнулся в газетный лист, и зависть берет: сам-то ведь в грамоте ничего не смыслю. А сколько интересного небось в книгах описано...

Тридцать восемь лет уже мне стукнуло, когда первый раз на занятия ликбеза пришел. И труднее мне сначала показалось карандашом двигать, чем лопатой землю кидать. На работе смену отработаешь, а рубаха сухая. А вот пока читать, писать научился, не раз пот со лба рукавом утирал! Но осилил я грамоту все же, хотя иногда на сон-то и времени мало оставалось. Зато, когда в первый раз сам по складам в газетке разобрался, как будто второй раз на свет народился. Словно бельмо какое с глаз снял! Сейчас, наверное, иной студент, когда диплом получает, такой радости не испытывает, какую я тогда испытал».

Наибольшего размаха движение за всеобщую грамотность достигло в 30-е годы. Теперь, вспоминая первую пятилетку, мы говорим: в ту пору страна покрылась лесами новостроек. Не боясь преувеличения, можно сказать и другое: именно тогда вся страна села за книги. Учились все — от мала до велика.

К 1933 году в СССР в основном было осуществлено всеобщее начальное четырехклассное обучение, а к 1934 году в городах в основном было введено семилетнее образование. Успехи советской экономики позволяли все больше и больше средств выделять на строительство школ, на подготовку учителей, на всестороннее улучшение дела народного просвещения. К тому времени овладело грамотой и большинство взрослого населения страны. Этому содействовали не только школы ликбеза, различные производственные кружки и курсы, но и вся система народного хозяйства, требующая постоянного повышения культурно-технического уровня рабочих, колхозников, служащих и создающая для этого благоприятные условия.

—           Сколько человек у вас учится? — спросил однажды итальянский профессор начальника одного из строительных участков Днепрогэса.

—           10 тысяч человек.

—           А сколько же у вас всего рабочих?

—           10 тысяч.

—           А кто же у вас тогда работает?

—           Те, кто учится.

Перепись 1939 года показала, что грамотность среди населения в возрасте от девяти лет и старше достигала 81 процента против 24 процентов в 1897 году и 51 процента в 1926 году. К началу Великой Отечественной войны понятие «ликбез», по существу, уже отошло в область истории. Самое великое чудо свершилось. То, на что царской России потребовалось бы 250 лет, в условиях социалистического строительства было осуществлено примерно за двадцать.

Ничего подобного никогда не знал и не знает капиталистический мир. В Англии, например, закон о всеобщем обучении был принят еще в 1880 году, а в США — даже в 1852 году, но всему миру известно: ни в одной из этих стран всеобщее обучение фактически не осуществлено до сих пор. Что уж говорить о недавно освободившихся и зависимых государствах, где подавляющее большинство людей безграмотно!

Революционный скачок, позволивший советскому народу в невиданно короткий срок покончить с неграмотностью, поразил все человечество. Десятки и сотни иностранных делегаций, посещая СССР, с особым удивлением знакомились с переменами в жизни народов национальных окраин.

Нелегким был путь киргизки Турсун Усмановой. 13-летнюю девочку продали за калым второй женой. Когда она задумала учиться, ее избили, однажды облили керосином и хотели сжечь. И все же она не сдалась... В 30-е годы Т. Усманова была уже заместителем наркома социального обеспечения Киргизской республики.

В интернате начала учиться и Сара Ишантураева. В 1929 году, когда ей исполнилось 18 лет, религиозные фанатики убили Хамзу — замечательного драматурга, проповедника новой культуры. Убили они и нескольких артистов. Особым грехом считалось, если на сцене выступает женщина. Прошло еще несколько лет борьбы старого с новым, и Сара Ишантураева стала народной артисткой СССР, лауреатом Государственных премий СССР.

Однако, несмотря на то что к концу 30-х годов разница в общеобразовательном уровне населения центральных районов страны и ее бывших окраин была сведена к минимальной, многое еще предстояло сделать. Немало пережитков старины оставалось в быту, в семье, в отношениях мужчины к женщине. Сохранился очень интересный документ — переписка колхозника Юлдаша Нурматова с бывшей женой Салимой Садыковой.

«Когда вы работали на полях кетменем, я ничего не говорил,— писал он.— Я молчал и в то время, когда появились в нашем доме ваши книги и вас выбрали советским судьей... Я сердился, но молчал. Я писать не умею, и поэтому за меня пишут другие. Тем больше мой позор: вы, моя жена, грамотны и учитесь, чтобы стать большим человеком. Я звал вас домой, Салима, но вы ответили «нет».

Я взял в дом другую жену, ее зовут Оразгельды, она будет покорной, и она неграмотна».

Каким же был ответ комсомолки Садыковой Юлдашу Нур-матову? «Я получила ваше письмо,— писала молодая женщина,— я узнала о том, что теперь уже не ваша жена. Я буду мстить. После окончания курсов я приеду обратно в кишлак и научу грамоте Оразгельды, новую жену моего бывшего мужа».

Жалки и смешны были угрозы бывшего мужа. К прошлому возврата не было. Неграмотный человек или женщина в парандже становились такой же редкостью, как 10—15 лет назад женщина-инженер, артистка, государственный деятель.