Россия и франко-прусская война 1870-1871 гг.

Непримиримость Франции в вопросе о пересмотре Парижского договора продолжала оказывать решающее влияние на позицию России накануне и во время франкопрусской войны. Здесь Австро-Венгрия, старинная соперница России на Балканах, оказалась дальновиднее французского императора. Мечтая о реванше за Садовую, австрийское правительство стремилось привлечь на свою сторону России. В январе 1867 г. глава венского кабинета Бейст сообщил в Петербург о желании Австрии достичь согласия с Россией по восточному вопросу на основе отмены нейтрализации Черного моря и предлагал созвать европейскую конференцию. Одновременно Бейст склонял к этому Францию, но получил решительный отказ.

Визит царя и Горчакова в Париж летом 1867 г. по случаю открывшейся там всемирной выставки не способствовал сближению между обеими странами. Горчаков пытался начать с французским правительством переговоры о Парижском мире, но Наполеон III и его министры остались немы. 6 июля, когда царь вместе с французским императором возвращались в открытой коляске с военного парада, поляк Березовский стрелял в Александра II, но промахнулся. На процессе Березовского адвокат произнес обличительную речь о зверствах Муравьева в Польше, и суд приговорил обвиняемого только к принудительным работам, что вызвало ярость русской реакционной печати.

Все это послужило толчком для еще более тесного сближения России с Пруссией. В 1868 г. царское правительство официально заявило, что в случае войны Пруссии с Францией оно придвинет к австрийской границе 100-тысячную русскую армию, чтобы удержать Австро-Венгрию от выступления на стороне Франции. Взамен Бисмарк и король согласились поддержать требование России об отмене нейтрализации Черного моря. Это устное соглашение 1868 г. между Россией и Пруссией имело силу договора.

Между тем Наполеон III не придавал позиции России серьезного значения, преувеличивал силу своей армии и был уверен в предстоящей победе над Пруссией. Как писал Горчаков русскому послу в Вене, Франция «уничтожала сама себя своею ложною политикою».

С осени 1869 г. французским послом в Петербурге стал генерал Флери. Это был блестящий вельможа, но человек самоуверенный и пустой, лишенный элементарной наблюдательности. Флери не подозревал о существовании русско-прусского соглашения и переоценивал любезности, оказываемые ему при царском дворе. Близость России с Пруссией он объяснял только родственными узами царя с королем прусским и полагал, что влияние этих династических связей ослабляется враждебностью к Пруссии наследника престола великого князя Александра Александровича, женатого на датской принцессе Дагмаре. Последняя способствовала антипрусским настроениям своего супруга и поддерживала тесные отношения с датским двором, помнившим унижения 1864 г.

Со своей стороны царское правительство не извлекло необходимых выводов из военного усиления Пруссии и крайне переоценивало мощь Второй империи. Царь, Горчаков и Милютин считали наиболее вероятной победу Франции, особенно в случае австро-французского союза. Позднее Горчаков писал, что победа Наполеона III и поражение Пруссии привели бы к тому, что «мы имели бы перед собой Германию, во главе с Австрией, союзницей католической и полонофильской Франции, т. е. политическую комбинацию, самую неблагоприятную для наших интересов. Это убеждение определило позицию, принятую правительством во время войны 1870 г., в такой мере способствовавшую политическим и военным успехам Пруссии». В случае поражения Пруссии царь и Горчаков считали возможным оказать ей поддержку.

Царское правительство не хотело ни победы Наполеона III, ни чрезмерного усиления Пруссии. Наиболее выгодным для России Горчаков продолжал считать соглашение с Францией о пересмотре Парижского мира. В начале января 1870 г. он снова завел об этом беседу с Флери. Но тот выслушал его с холодной сдержанностью: Наполеон III предписывал послу твердо отстаивать статус-кво на Востоке.

20 июля 1870 г. Франция объявила Пруссии войну, а 23 июля царь предупредил австрийского императора, что Россия гарантирует границы Австро-Венгрии, если последняя останется нейтральной, в случае же военных приготовлений с ее стороны Россия тоже приступит к вооруженным мерам. Русский поверенный в делах в Париже заявил правительству Наполеона III, что если Австрия атакует Пруссию, то Россия атакует Австрию. Царское правительство официально объявило о своем нейтралитете.

Капитуляция 2 сентября 1870 г. французской армии во главе с императором Наполеоном III означала крах бонапартистского режима. 4 сентября в Париже совершилась революция. Вторая империя была низвергнута. Французское «правительство национальной обороны» делало запоздалые усилия привлечь на свою сторону Россию и другие государства. Тем временем прусская армия осадила Париж.

Перспектива создания германской империи тревожила Горчакова и Милютина. Наследник престола великий князь Александр Александрович в дневнике писал, что «Россия рано или поздно» узнает «прусскую дружбу и благодарность». Но царь надеялся на «традиционный союз России с Пруссией». Русское общество было застигнуто врасплох разгромом Франции. Рухнули надежды, что в ходе войны ослабнут обе воюющие державы и «соперничество с ними станет несравненно легче». Газета «Голос» высказывала опасения по поводу чрезмерного усилений прусского «военно-бюрократического государства», символ которого она видела в памятнике Фридриху II, где «под хвостом его лошади стоят горемычные Лессинг и Кант». «Московские ведомости» стали призывать к военным приготовлениям для обуздания Пруссии. «Русский вестник» сетовал по поводу ослабления Франции как «единственно сильного в Европе естественного союзника России». «Вестник Европы» вначале заявлял, что Германия ведет войну за свое «единство», но затем писал, что требование Эльзаса и Лотарингии вызывает «омерзение» даже у лучших представителей немецкой нации. Журнал же «Отечественные записки» видел в победе Германии торжество реакции, милитаризма и варварства.

В общем помещичье-буржуазная печать одобряла позицию нейтралитета, занятую Россией, и настаивала лишь на более энергичном дипломатическом давлении на Пруссию для смягчения условий мира. Но царское правительство было прежде всего озабочено вопросом об отмене нейтрализации Черного моря и опасалось вызвать недовольство Пруссии.

Уже осенью 1870 г. Горчаков пришел к выводу, что настало время потребовать от Бисмарка расплаты за русский нейтралитет, пока Пруссия еще нуждалась в поддержке России.

31 октября Горчаков уведомил европейские правительства о том, что Россия не может более признавать обязательным для себя запрещение иметь военный флот на Черном море. Это вызвало взрыв бессильной ярости в Англии. Некоторые английские министры настаивали на войне. Но без сильных союзников воевать с Россией Англия не могла. Франция была разбита. Одной австрийской армии было недостаточно для военных действий против России. Пруссия поддержала Россию. Бисмарк подал мысль о созыве в Лондоне специальной конференции для обсуждения черноморского вопроса. Это предложение было принято. Горчаков дал согласие на участие России в конференции только после того, как английское правительство заранее обязалось признать восстановление прав России на Черном море.

13 марта 1871 г. участники конференции подписали Лондонскую конвенцию об отмене статей Парижского мира, ограничивавших права России и Турции на Черном море. Конвенция подтверждала принцип закрытия черноморских проливов в мирное время для военных судов всех держав, но с оговоркой о праве султана открывать их для военных кораблей «дружественных и союзных держав».

В конце сентября 1870 г. в Петербург прибыл представитель нового французского правительства Тьер, объезжавший столицы Европы в поисках помощи. Он предлагал заключить русско-французский союз, но в ответ Горчаков посоветовал возможно скорее заключить мир и попытаться «спасти» хотя бы Лотарингию.

Во время переговоров о мире Франция получила поддержку Англии и России только по вопросу об уменьшении контрибуцшт. Мирный договор, подписанный 10 мая 1871 г. во Франкфурте-на-Майне, предусматривал аннексию Эльзаса и Лотарингии Германией и уплату Францией 5 млрд, франков контрибуции. Прогрессивное дело объединения Германии совершилось в самой реакционной форме — путем создания юнкерско-буржуазной империи.

Правительства всех европейских государств враждебно отнеслись к революционным событиям во Франции. Парижская Коммуна вызывала у них ненависть. Страх перед Коммуной еще более сближал царизм с Пруссией. Царское правительство было довольно кровавой расправой версальцев над Коммуной. Помещичье-буржуазная печать обливала Коммуну грязью, не отставая в этом от западноевропейской буржуазной прессы. Корпус жандармов получил предписание не пропускать в Россию лиц, связанных с Коммуной.

Передовая демократическая Россия выражала сочувствие Коммуне. Сатирический журнал «Искра» называл «майскую неделю» террора в Париже «резней». М. Е. Салтыков-Щедрин, поэт-демократ В. С. Курочкин и многие другие передовые люди России были на стороне революционного Парижа. Ряд русских революционеров-эмигрантов участвовал в борьбе коммунаров.