О жанре «Роман-памфлет»

О жанре «Роман-памфлет»

В этой статье речь пойдет о своеобразном жанре, который до сих пор в нашей литературе представлен чрезвычайно скупо. Вкратце его можно охарактеризовать как роман-памфлет. В течение ряда лет в этом жанре упорно работает Л. Лагин, в нем именно наиболее полно проявивший свое дарование. Широкой популярностью пользуются такие его романы, как «Патент АВ» и «Остров Разочарования», и прелестная повесть «Старик Хоттабыч» предназначенная для юного читателя, но безусловно интересная также и для взрослых. Менее известно Другое произведение Л. Лагина —роман «Атавия Проксима», опубликованный в 1956 году но и эта книга свидетельствует о верности писателя своим творческим установкам.

То, что многие годы роман-памфлет был, в сущности, у нас в загоне, — явление печальное, хотя и понятное. И в этом сказалось влияние культа личности долгое время сковывавшее любые проявления нашей сатиры. Между тем и в далеком и в недавнем прошлом у литературы памфлета с ее беспощадной издёвкои над всем пошлым и подлым, тупым и корыстным, над всем, что недостойно человека, исключительно богатые и плодотворные традиции. Вспомним такие имена, как Свифт и Вольтер на Западе, Салтыков-Щедрин, Горький и Маяковский у нас. Нужно ли доказывать, что их наследие в наше время, быть может, больше, чем когда бы то ни было, ждет своих продолжателей? «Старое, но грозное оружие» этих великих мастеров и борцов, должно быть взято на вооружение нашими писателями. Отсюда законный интерес к почину Л. Лагина, к творческому опыту который им накоплен.

Для того, чтобы сразу придать нашему разговору конкретный характер, обратимся к одному из наиболее удачных романов писателя — «Острову Разочарования». Завязку его можно передать в нескольких словах.

В июне 1944 года, в те самые дни, когда после многочисленных проволочек был открыт наконец долгожданный «второй фронт», где-то в Атлантическом океане с торпедированного немцами корабля чудом спасаются пять пассажиров. Их выбрасывает на некий таинственный остров, не значащийся ни на одной карте мира. Среди спасшихся двое американцев — владелец крупного банкирского дома Фламмери и мелкий журналист Мообс; двое англичан — «старый социалист», майор королевских войск Цератод и кочегар Смит; что касается пятого, то он русский — военный моряк капитан-лейтенант Егорычев, которому, к крайней его досаде и огорчению, пришлось отправиться в заграничную командировку как раз тогда, когда на фронтах Великой Отечественной войны развернулись грандиозные наступательные бои против гитлеровцев. Необыкновенные приключения на Острове Разочарования этих пяти столь не похожих друг на друга персонажей и составляют фабульную основу книги.

Конечно, «ход», примененный в этой книге автором, может показаться отнюдь не новым. Немало литературных героев высаживались уже на таинственные острова, попадали в какие-то неведомые страны, где оказывались в обстановке поистине фантастической. И то, что у Л. Лагина дело происходит таким же образом, разумеется, вовсе не является случайностью. Однако — необходимо оговориться — обстоятельство это нисколько не нарушает оригинальности и самостоятельности «Острова Разочарования», так же как и других романов Лагина, сходных с ним по своему сюжетному строению. Но оно помогает уяснить истоки творческой манеры писателя, разобраться в особенностях того вида литературы, которому он посвящает свои творческие усилия.

 

Памфлет редко обходится без фантастики, хотя, понятно, фантастика, как один из элементов повествования, может занимать и зачастую занимает большое место и в других литературных жанрах (например, в научно-фантастическом романе). В памфлетном произведении, однако, роль у нее совершенно особая, специфическая, и заключается она не столько в предвидении будущего, сколько в раскрытии и разоблачении настоящего.

На мой взгляд, то, что делает фантаст-памфлетист, в известной мере напоминает работу ученого-экспериментатора. Физик или биолог нередко создает искусственную среду для того, чтобы, поместив в нее исследуемый объект, опытным путем выявить определенные его свойства, представить их себе в чистом виде. В результате ученый приходит к важным наблюдениям и выводам, к которым другим способом он прийти бы не мог. Но то же самое примерно делает и фантаст-памфлетист. Он также создает искусственную среду, в которую вводит реально существующих, реалистически обрисованных героев, — и это позволяет ему ярче, четче, острее увидеть настоящую, подлинную их сущность, не замаскированную привычной дымкой обыденных бытовых отношений. Писатель как бы испытывает своих героев, производит над ними своего рода эксперимент, когда при помощи изощреннейшей выдумки ставит их в самые невероятные условия. Но это вовсе не отход от правды жизни, а особый подход к ней, приближение к правде жизни, а не отдаление от нее. Это, если можно так выразиться, «экспериментальный» реализм, являющийся при всей своей внешней замысловатости одним из многих видов реалистического (в широком смысле этого слова) художественного исследования действительности.

«А как тут быть с чувством художественной достоверности, без которого немыслимо истинное искусство?» — возможно, спросит иной читатель. Ответ на этот вопрос дан самой литературной практикой: так как у настоящего художника в искусственно созданной им среде герои ведут себя как живые люди, в соответствии со своей национальной и социальной природой, в соответствии со всем своим психологическим и идеологическим обликом, то наряду с ощущением нарочитости, вымышленности у читателя неожиданно появляется и ощущение доверия к образам книги, ощущение убедительности и оправданности всего происходящего в книге. Вот такое доверие рождают и произведения Л. Лагина, хотя мы, бесспорно, отлично понимаем, что изображается в них «то, чего нет на свете». Ведь описывается в его романах, попросту говоря, бог знает что, ситуации возникают такие, что в действительности они ни в коем случае не могут быть осуществлены, — но при всем том американский миллионер Фламмери, правый лейборист Цератод, продажный писака Мообс и другие действующие лица из «Острова Разочарования», или «деловой человек» Примо Падреле из «Патента АВ», или фашистский диктатор Ликургус Паарх из «Атавии Проксима» предстают перед нами не условными схемами, не бесплотными, лишенными индивидуальности тенями, а полнокровными, типическими представителями крупных партий, классов и государств. И именно благодаря необычной обстановке, в которой эти лица выступают, их помыслы и побуждения становятся для нас до конца ясными.

Есть здесь одна тонкость, о которой следует сказать отдельно. Попадая в «экспериментальную», фантастически необычайную среду, созданную воображением писателя-памфлетиста, персонажи его (мы имеем сейчас в виду прежде всего отрицательные персонажи) совершают поступки и высказывают суждения, целиком вытекающие из их натуры и из положения, в котором они по воле автора очутились. Читателю, однако, эти поступки и эти суждения кажутся сперва не то что неверными, искажающими реальные факты жизни, но — полемически преувеличенными, карикатурно рисующими фигуры врагов. Слишком уж они —для нормального человеческого восприятия — беспримесно подлы,, слишком уж ого-ленно циничны, и невольно представляется сперва, что подобные субъекты возможны лишь в раскаленной сарказмами атмосфере памфлета. Читатель так и думает про себя на первых порах: «Это же сатира, гротеск». И так оно, собственно, и есть. Но потом он вдруг спохватывается и припоминает: точно такие же формулировки, изумляющие своей гротесковой неправдоподобностью, произносились на самом деле видными деятелями капиталистических стран, воспроизводились на страницах газет. Персонажи памфлетных произведений в самых резких своих гротесковых проявлениях имеют вполне реальных двойников.

Таким образом, фантастика под пером писателя-памфлетиста раскрывается как изобразительное средство, расшифровывающее чудовищное, фантастическое искажение всего человеческого в собственническом, капиталистическом обществе. Конечно, прием этот открыт не Л. Лагиным, он давно известен в памфлетной литературе. Сошлемся хотя бы на знаменитое «интервью» Горького с «Одним из королей республики», состоявшееся более полувека тому назад.

Как читатель, должно быть, заметил, говоря о вещах Л. Лагина, автор этой статьи тщательно избегает пересказа их содержания, обходится лишь немногими необходимыми намеками. Объясняется это тем, что роман-памфлет у Л. Лагина, будучи яркой и едкой сатирой, построен одновременно как роман приключений. Каждая его книга — это произведение с острым сюжетом, с внезапными, подчас головоломными, но в то же время строго мотивированными поворотами событий, со множеством разнообразных фабульных загадок, остроумно и убедительно разрешаемых по мере развития действия. И, признаться, когда пишешь об этих произведениях, не хочется мешать читателю, еще незнакомому с книгой, предупреждая его о том, с чем ему предстоит встретиться.

Отметим, кстати, что по отношению к приключенческому сюжету существует известное предубеждение — не у широких читательских масс, разумеется, а кое в каких литературных, и в частности критических, кругах. Имеются догматики, полагающие, будто приключенческий сюжет «противопоказан» литературе социалистического реализма. Не всегда, правда, они об этом говорят открыто, но дело от этого не меняется. Однако метод социалистического реализма, как известно, предполагает богатейший выбор самых различных жанров, стилей и приемов.

В целом ряде выдающихся произведений советской литературы сюжет словно спрятан — о нем не думаешь, его не замечаешь. Просто перед тобой, воссозданная художником, течет жизнь, привольно и непринужденно, во всей своей первозданной безыскусности. Так пишут Фадеев, Гладков, Гроссман. Это писатели, чье сюжетное мастерство состоит в том, что оно совершенно не ощущается читателем. Несомненно, такой метод сюжетного построения в нашей литературе преобладает, и это закономерное явление. Но вместе с тем есть у нас и писатели типа Каверина, у которых сюжет отчетливо виден и доступен, так сказать, невооруженному глазу. Возьмите «Два капитана» — там все сюжетные переходы и перипетии, выражающие взаимосвязи и противоречия самой действительности, даны выпукло, зримо, осязаемо. И читатель любуется этим высоким сюжетным искусством, этой блестящей, искрометной игрой творческого ума, доставляющей незаурядное эстетическое наслаждение. Познавательная и воспитательная ценность произведения при этом не уменьшается — напротив, притягательная сила его возрастает, потому что приключенческий сюжет в художественно доходчивой форме воплощает активность, действенность человека, который не отгораживается от жизни, а смело вмешивается в ее гущу.

 

Пример «Двух капитанов» свидетельствует также с большой наглядностью, что неправы те, кто считает, будто приключенческий сюжет — это непременно нечто надуманное, головное, оторванное от жизненной почвы. Конечно, что и говорить, во многих наших приключенческих романах сюжет в самом деле частенько оторван от реальной действительности и строится по старым канонам, заимствованным из западных образцов, вдобавок далеко не лучшего качества. Но зачем оглядываться на изделия ремесленников? Роман Каверина показывает, как приключенческий сюжет органично вырастает из живой жизни.

К органичности сюжетного развития, предопределяемой реалистической подосновой изображаемых характеров и событий, стремится — и по большей части успешно — в своих книгах и Л. Лагин. Это, между прочим, и позволяет писателю-памфлетисту добиваться художественно убедительного слияния в одном произведении сатиры, фантастики и романа приключений.

Перейдем сейчас к другой особенности творчества Л. Лагина и к другой художественной задаче, которую он перед собой ставит.

В памфлетной литературе сплошь и рядом красочно, впечатляюще выписаны отрицательные персонажи, но образ положительного героя по существу отсутствует. И понятно, в чем тут дело. Трудно художнику поставить рядом и заставить взаимодействовать карикатурных уродов, которые и на людей-то не очень похожи, — вернее, похожи лишь внешне,— и настоящих людей с большой человеческой душой, для изображения которых требуются совсем иные краски. В действительности, однако, такое взаимодействие происходит все время, и стоит ли писателю-памфлетисту отказываться от него, ссылаясь на «законы жанра»?

У Л. Лагина выступают и отрицательные и положительные герои. Не все они, с моей точки зрения, в равной мере удались ему: коммунист Анейро в «Патенте АВ» и другой коммунист, Карпентер, в «Атавии Проксима» бледноваты как-то, маловыразительны. По-видимому, здесь у автора не хватило жизненных впечатлений для многосторонней обрисовки этих героических характеров. Гораздо более удачны советские школьники Волька Костыльков и Женя Богорад в повести «Старик Хоттабыч», которым пришлось вдруг столкнуться с могучим джинном из старинной волшебной сказки, и уже упоминавшийся выше капитан-лейтенант Константин Егорычев.: Поговорим несколько подробнее об этом молодом моряке. Чем он примечателен, чем он принципиально значим в романе такого типа, как роман Лагина? Думается, прежде всего тем местом, которое он в нем занимает. Константин Егорычев — не просто положительный герой, один из многих участвующих в книге, он — центральный, ведущий герой произведения. Именно его действия определяют основной ход сюжета, именно вокруг него завязывается основная борьба интересов и устремлений в романе, именно в отношении к нему особенно четко выявляется доподлинная суть остальных персонажей, выведенных писателем.

Егорычев — простой советский человек, рядовой офицер, каких насчитывается у нас тысячи. Для своих сверстников он, вероятно, хороший товарищ — и только. Но у него сильный, я бы выразился так — талантливый характер, обнаруживающийся в трудную минуту, и мы различаем в нем многие типические черты русского, советского народа, народа-победителя. Егорычев тверд и умен, отважен и находчив, настойчив и осмотрителен, мужествен и человечен. Он не теряется перед неожиданностями и не отступает перед препятствиями. Происходящее на Острове Разочарования и для него тяжелейшее испытание, серьезнейшая проверка его воли и разума, стойкости и уменья бороться. Но испытание это он проходит с честью, как достойный сын страны социализма. В самых сложных и неблагоприятных для него обстоятельствах Егорычев отыскивает единственно правильный, принципиально верный и спасительный выход. Что крайне важно, Егорычев, а вместе с ним и автор не ограничиваются лишь тем, что делается на маленьком островке, затерянном в глухих просторах океана; как герой, так и стоящий за ним писатель умело связывают события на Острове Разочарования, касающиеся как будто бы только нескольких человек, с огромными событиями мировой войны, от исхода которых зависят судьбы человечества. В отличие от таких своих спутников, как Фламмери и Цератод, также облеченных в офицерские мундиры, но и не помышляющих о выполнении своего воинского долга, Егорычев чувствует себя до конца «мобилизованным и призванным», обязанным, как солдат и командир советских Вооруженных Сил, сражаться против гитлеровцев всюду, где они ему попадутся. И если неисчерпаемая изобретательность, с какой Егорычев преодолевает на своем пути всевозможные препоны, возбуждает у читателя живейший интерес, то весь стиль поведения молодого офицера внушает нам искреннее уважение и восхищение. В индивидуально неповторимой форме в романе показано то, что образует внутренний стержень героя: его большевистская идейность, его советский патриотизм.

...Дыхание истории, реальной истории сороковых и пятидесятых годов двадцатого века со всеми ее конкретными подробностями, врывается в фантастические романы-памфлеты Л. Лагина. Зло высмеивая, раздевая донага слуг «его препохабия» капитала, бичуя их тупость, ограниченность, ханжество и жестокость, писатель, однако, не останавливается на этой их общей характеристике; он обращается к самому главному и злободневному, к тому, что эти субъекты являются инициаторами и апологетами третьей мировой войны.

Как уже было сказано, время действия в «Острове Разочарования» — лето 1944 года, период открытия «второго фронта», открытия вынужденного, потому что англо-американским заправилам ясно стало, что Советский Союз в состоянии собственными силами освободить всю Европу от гитлеровской тирании. На Острове Разочарования, столь далеком от берега Нормандии, на который высадились англо-американские войска, обстановка складывается более чем необычная. И это как раз — сама необычность описываемой писателем обстановки, коллизии, в какие вступают персонажи романа, расстановка сил, какая между ними образуется, — это все способствует обнаружению тех, пользуясь щедринским термином, «готовностей», тех глубоко скрытых и зашифрованных тенденций, о которых Черчилль и ему подобные предпочитали до поры до времени умалчивать, но которые фламмеры и цератоды, оказавшись с глазу на глаз с Егорычевым, демонстрируют открыто и наглядно.

В новом романе Л. Лагина «Атавия Проксима» действие происходит уже в пятидесятых годах. И показывается в нем «большая война», начавшаяся колоссальным атомным взрывом и лишь вопреки расчетам ее зачинщиков ограничившаяся одним континентом, неведомой географии Атавией, а не распространившаяся на весь земной шар. Не будем излагать, как возникла под пером Лагина эта война и как она протекала, скажем только, что мотивы ее возникновения поражают своей циничной меркантильностью. Но разве не такой же циничной — и неумной, ни с какой точки зрения не оправдавшей себя — меркантильностью объясняется возникновение так называемого «Суэцкого кризиса»? И в данном случае выдумка, фантастика не только не препятствуют изображению реальной действительности, а, напротив, помогают разоблачить ее спрятанную от постороннего взгляда подоплеку, вскрыть ее подлинный политический и исторический смысл.

 

Высоко оценивая работу Л. Лагина в жанре романа-памфлета, отмечая ее талантливость и актуальность, следует, однако, всерьез задуматься над тем, все ли свои творческие возможности использовал автор? На мой взгляд, далеко не все.

К какой бы области жизни ни обратился писатель и в каком бы жанре он ни выступал, сила художественной выразительности, значительность произведения всегда будут, бесспорно, тем выше, чем больше нового, неизвестного ранее в нем будет увидено и образно воспроизведено. Попробуем применить этот критерий к отрицательным персонажам Л. Лагина, к образам врагов мира и демократии, ради разоблачения которых его романы в первую очередь и написаны. Что, спрашивается, нового мы о них узнаем?

Безусловно, новым является поворот, в котором они даны, неожиданный ракурс, в котором они нам представлены. Благодаря этому мы можем заново, свежо и непосредственно ощутить и прочувствовать, насколько гнусны, омерзительны, а главное — опасна для всех простых людей мира эти хищники. Совершенно очевидно, что в таком показе врага заключается большая и неоспоримая заслуга писателя. Но если мы не ограничимся нашим первым ощущением, если мы спросим себя, много ли нового по существу мы узнали, скажем, о Фламмери или же о Паархе, то ответ будет скорее всего отрицательный. Наше познание существенных свойств хозяев современного западного мира (которое не следует смешивать с эмоциональным восприятием образа в книге) остается, примерно таким же, каким оно было до того, и это, понятно, для Лагина минус. Сказать об этом нужно, без обиняков, со всей определенностью, потому прежде всего, что зачеркнуть указанный минус вполне в силах писателя, о чем свидетельствуют многие черточки интересного и тонко разработанного образа представителя американской желтой прессы Мообса.

Литература наша, во всех ее видах, во всех ее жанрах, призвана так или иначе, прямо или косвенно, бороться за мир, против поджигателей войны. Это — одна из основных ее, самых важных задач. Сатирический роман, роман-памфлет принадлежит к тем литературным жанрам, которые благородную эту задачу могут разрешать «в упор», с большой остротой, с большой эффективностью. Следует поэтому пожелать, чтобы наши писатели в дальнейшем выступали в таком боевом жанре гораздо активнее, чем они делали это до сих пор. 

Категория: Г. Ленобль "Писатель и его работа" | Добавил: fantast (03.04.2016)
Просмотров: 3862 | Теги: литературы, памфлеты, памфлет | Рейтинг: 0.0/0