Т. С. ИСАЯН (Ереван)

Армяно-григорианская церковь — одна из древнейших христианских церквей, ставшая в 301 году государственной церковью Армении. Основателем и первым главой армяно-григорианской церкви считается епископ Григор Лусаворич (Просветитель), по имени которого она и названа.

В настоящее время «католикосат всех армян» (г. Эч-миадзин, Арм. ССР) является религиозным центром всех армян, приверженцев армяно-григорианского вероисповедания. В его духовном или церковно-административном подчинении находятся религиозные объединения как на территории Советского Союза, так и за его пределами. Кроме религиозных объединений на нашей территории в духовном подчинении Эчмиадзинского католикосата находятся: патриархат в Иерусалиме (Иордания, Израиль), Константинополе, Киликии (Ливан, Сирия, Кипр); епископские епархии в Румынии, Болгарии, Франции, Греции, в странах Востока (Иран, Ирак, Индия, Индонезия), в Австралии, Новой Зеландии, в странах Африки (Египет, Эфиопия, Судан), в Южной Америке (Аргентина, Бразилия, Уругвай), в Северной Америке (Канада, Калифорния) ; пасторства в Англии, Австрии, Западной Германии, Швейцарии, Югославии и Италии.

Между религиозными объединениями армян григорианской церкви как внутри нашей страны, так и за рубежами ее существует тесная связь. По утверждению руководителей армяно-григорианской церкви, находящиеся за пределами нашей страны армянские церковные организации «живут и творят идеями Эчмиадзина» 1. Хотя позиция Эчмиадзина и служит образцом для армянских церквей за рубежом, однако заметен и обратный процесс. Религиозные объединения, находящиеся в нашей стране, подчас испытывают на себе влияние богословов зарубежных армянских церквей. В Эчмиадзин регулярно поступает религиозная периодическая литература, издаваемая зарубежными армянскими церквами, труды, принадлежащие зарубежным богословам, сообщения и доклады о деятельности зарубежных армянских религиозных объединений. Часто перед церковниками, проживающими в нашей стране, с докладами и проповедями выступают приглашенные из-за рубежа богословы армянской церкви. Эти выступления, поступающая литература становятся предметом обсуждения и выработки общей линии деятельности, обязательной для всей армяно-григорианской церкви 2.

Для идеологии и деятельности армяно-григорианской церкви также характерно приспособление религии к изменившимся условиям общественного развития, к современному научному и культурному прогрессу. Победа социалистической революции в Армении, новые исторические условия — отделение церкви от государства и школы от церкви, растущие успехи в строительстве социализма и т. д,— принудили армянскую церковь, действующую на нашей территории, занять позицию политической лояльности.

Известно, что армяно-григорианская церковь вплоть до свержения самодержавия стремилась воспитать своих приверженцев в духе покорности перед власть имущими, а многие ее деятели принимали живейшее участие в подавлении народных выступлений, боролись против революционного движения. После падения самодержавия и возникновения «независимой» буржуазной Армянской республики (1918) армяно-григорианская церковь поддерживала буржуазнокулацкую диктатуру дашнаков. Сохранилось обращение главы армяно-григорианской церкви католикоса Геворга V (Суреняна) к «армянам, проживающим в Армянской республике и за ее пределами» от 5 сентября 1920 г., в котором глава церкви открыто выражал свое враждебное отношение к социалистической революции и ее борцам.

Дашнакское правительство хорошо оценило политические последствия подобной позиции церковного руководства. В период своего кратковременного правления оно вернуло церкви собственность и обещало дать ей еще больше благ после того, как «страна будет очищена от большевиков».

Для характеристики враждебного отношения служителей армянской церкви к молодой Советской республике представляет интерес докладная записка начальника Ереванской епархии архиепископа Хорена от 24 января 1921 г. католикосу Геворгу V. В ней, в частности, говорится, что в день рождества и крестин после литургии им была организована процессия при участии большой толпы, и в том числе «членов бывшего родного (дашнак-ского.— Т. И.) правительства, всей интеллигенции, купечества». Говоря о значении этой затеи, архиепископ замечал: «Эта процессия наряду с религиозным содержанием носила также и политический характер. Это было знаменательной демонстрацией против большевистского правительства». Примечательно то, что на этом документе рукой католикоса была сделана характерная пометка — «Весьма отрадно».

Однако многие служители армянской церкви отнеслись сочувственно к социалистическому строю и нередко осуждали враждебную позицию, занятую руководителями армянской церкви по отношению к установившейся в Армении Советской власти. В архиве Канцелярии католикоса хранится документ от 24 января 1924 г., подписанный рядом представителей армянской церкви, в котором они требуют от главы армянской церкви проведения «разумной» политики в отношении к Советскому государству, роспуска Синода и Канцелярии с передачей их функций выборному органу — верховному духовному совету. При этом категорически предупреждалось, что в случае непринятия указанных предложений в том виде, в каком они изложены, лица, подписавшие документ, снимут с себя всю ответственность и откажутся от занимаемых ими должностей. Один из авторов этого документа, начальник Грузинской и Имеретинской епархии епископ Геворг (позднее католикос Геворг VI), в письме к католикосу Геворгу V указывал, в частности, на необходимость лояльного отношения к Советскому государству. «Государственное мировоззрение, хотя и противоположно религиозному мировоззрению,— писал епископ,— тем не менее его этико-практические устремления, т. е. покровительство угнетенным и преследуемым, ликвидация классов, создание человеческой жизни на идеях равенства и свободы, совпадают со стремлениями и целями христианской религии...» С созданием и укреплением социалистических общественных отношений в Армении высшая духовная власть армяно-григорианской церкви пришла к выводу, что церковь может сохранить свое влияние среди части трудящихся, лишь став на позицию лояльности по отношению к Советскому государству.

В официальных выступлениях и документах идеологи армяно-григорианской церкви говорят о незыблемости учения и традиций армянской церкви, их независимости от социальных и политических перемен. Тем не менее история армянской церкви свидетельствует о том, что при Btex общественно-экономических формациях и поворотах истории она приспосабливалась к создавшимся условиям. Эта же тенденция в деятельности армяно-григорианской церкви наблюдается и ныне.

В попытках модернизации некоторых сторон своей деятельности армяно-григорианская церковь не отличается от действующих в СССР других церковных организаций. Тем не менее в деятельности армяно-григорианской церкви проявляются некоторые специфические особенности. В результате приспособления к современным условиям заметно изменяются, модернизируются отдельные догматы, идеи, поучения религиозного вероучения.

Величайший научно-технический прогресс, темпы которого и влияние на материальную и духовную жизнь людей неуклонно возрастают, не может быть вне внимания служителей армянской церкви. В наше время, когда достижения науки и техники с каждым годом занимают все большее место не только в производстве и общественной жизни, но и в быту, в жизни каждого человека, церковники не в состоянии открыто выступать против науки или же огульно отрицать ее успехи. Им приходится занимать позицию признания науки и ее достижений. Так, на состоявшемся в июне 1956 г. в Нью-Йорке совещании, созванном национальным советом христианских церквей США, в число делегатов — представителей христианских церквей входил также представитель армяно-григорианской церкви. Наряду с другими на совещании рассматривался также вопрос о взаимоотношении «христианской веры и современной науки». Представитель армянской церкви голосовал за решение, осуждавшее случаи преследований некоторых ученых в прошлом, и одновременно выступал за «единство», за сочетание науки и веры К

Успехами науки и ходом общественно-исторической практики людей религия ныне поставлена в такое положение, когда служителям церкви приходится напрягать все свои силы, чтобы спасти веру, найти возможности «примирить» науку и религию, знание и веру. Среди тактических приемов, которые используют армянские богословы, выделяется стремление дать новое истолкование истории отношения науки и религии, по-новому осветить историю отношения церкви к прогрессивной мысли и к научной мысли вообще. Характерно, что гонения церкви на прогрессивных деятелей, имевшие место в прошлом, представляются как единичные случаи, ответственность за которые перекладывается на плечи отдельных церковников. Религиозные идеологи пытаются затушевать некоторые реакционные черты, характеризующие деятельность армянской церкви в прошлом. Так, например, архимандрит Ваган Галамдарян (Терян) в своей статье «Новые материалы о Микаэле Налбандяне» возлагает ответственность за преследование великого армянского революционера демократа и просветителя М. Налбандяна только на одного католикоса Нерсеса Аштаракеци (Ашта-ракского) 1 2. Автор другой статьи о Налбандяне, помещенной в том же журнале («Эчмиадзпн»), называет в числе преследователей Налбандяна рядом с именем католикоса Аштаракеци и другого церковника — епископа Габриэла Айвазяна. Подобное признание сопровождается оговоркой, что были-де и такие служители церкви, которые «оказывали Налбандяну содействие, покровительство».

Однако отрицать участие армянской церкви в преследованиях и гонениях представителей научной и передовой общественной мысли можно только при полном пренебрежении к хорошо известным фактам реальной истории армянской церкви. Кому не известно, что церковники запятнали себя преследованием и трагической гибелью Налбандяна. Вспомним, что в одном из писем, адресованных своему другу, Налбандян писал: «Молю, брат, не забывать меня на чужбине, не забывать, что я переношу во имя народа от наших иезуитов духовных, этих служителей ада» 1.

Сегодня служители армянской церкви готовы пренебречь исторической репутацией отдельных своих коллег, лишь бы скрыть от верующих, что религия и церковь подавляли и тормозили развитие науки, препятствовали распространению научных знаний. В этом отношении показательно высказывание одного из представителей армянской атеистической мысли второй половины XIX в., Га-луста Костандяна, которое может быть адресовано всем, кто пытается выгородить церковь и религию: «Пусть не говорят, что религия не виновата, а виноваты только церковники. Подобная мудрость рассчитана на то, чтобы закрыть рты простакам. Мыслящий человек вправе будет спросить, как можно отделить религию от церковников, когда они выступают вместе? Закрепощение, религия, клерикализм, фанатизм, слепая вера, крайность — одно и то же, служат одной и той же цели» 2.

При анализе случаев преследования церковью науки и ее представителей некоторые богословы армянской церкви порой приписывают подобные факты либо случайному стечению обстоятельств, либо темпераменту церковников и их противников. Так пытается объяснить преследование церковью Галилея богослов А. Асесян. «Галилей был искренним и преданным католиком,— пишет он.— Его исследования в области астрономии не шли вразрез учению Библии и учению церкви даже тогда, когда он становился на защиту истин, доказанных Коперником» 1. Оказывается, Галилей просто не был достаточно осторожным в интерпретации вопроса о противоречиях в Библии. И вообще он напрасно задался целью интерпретировать Библию, так как это грозило «принизить авторитет церкви». Из смысла рассуждений Асесяна следует, что Галилей не подвергся бы преследованиям со стороны церкви, если бы отнесся к ней «лояльно», «совместил» бы достижения науки с «истинным учением церкви».

Оговариваясь в самом начале книги, что под термином «религия» он понимает христианское вероучение, а термин «наука» служит другим названием материализма, армянский богослов пишет, что в течение веков многие были уверены, будто религия и наука — заклятые враги. По его мнению, религию ошибочно считали сферой «чистой чувственности и веры», а науку—«чистой эмпирией», порождением разума. Вера и разум не могли поэтому идти в ногу, и эти «различия, доведенные до крайности, стали причиной борьбы и извращений». «В действительности же,— утверждает богослов,— вера и разум неразлучны. Вера нуждается в разуме, а разум — в вере. Религия не противоречит разуму, а наука нуждается в твердой вере» 2.

Нетрудно заметить, что армянские богословы не стремятся опровергать очевидную истинность научных открытий. Вместе с тем представители церкви вынуждены констатировать, что тяжесть поражений, которые наносит религии современная наука, требует умножения усилий для отстаивания принципов веры. Так, Г. Сируни в статье «Пределы мысли и души» признается, что служителям церкви очень трудно стало давать объяснения по религиозным вопросам и еще труднее совмещать их с «психологией» наших дней. «Двадцатый век перед христианством ставит такие вопросы, на которые трудно ответить, цепляясь за предания», пишет Сируни, ибо при освещении с позиций религии вопросов, затрагивающих «жизненные явления», человек «апеллирует к достижениям, добытым наукой», оценивает их с научной точки зрения, не говоря уже о том, что всюду «именем науки ведется смертельный бой против религии» К При этом богослов считает все же вполне возможным и допустимым истолковывать жизненно важные вопросы, «оставаясь преданным религии и ее нравственным принципам» 1 2. Впрочем, дальнейшие рассуждения Сируни являют собой пример тщетной попытки богослова ослабить «пагубное» влияние естественных наук на религиозное мировоззрение.

Надо сказать, что тактику «нейтрализации» науки путем примирения ее с религией в истории армянской церкви стали применять уже давно. Еще в начале нашего века богословы армянской церкви придерживались той точки зрения, что «христианство и наука — разные отрасли, но не противоположные», что «они обе дают возможность постигнуть истину. Ни одна наука, которая справедливо стремится к истине, не может быть вредной для религии» 3.

Подобными теориями двойственной истины богословы армянской церкви охотно пользуются сегодня. Наука и религия, взятые в отдельности,— это части, но не целое, проповедует Асесян. И ученый и богослов одинаково нуждаются в опыте, и в этом направлении оба они прилагают «умственные» усилия. «Стало быть,— глубокомысленно заключает богослов,— христианство и наука пробуждают в нас два различных опыта и толкают их для достижения истины. В нынешний век больше, чем когда-либо, мы нуждаемся в христианстве и в науке» 4. Асесян, пытаясь спасти веру, ставит религию в один ряд с наукой. «Религия и наука — два крыла самолета,— пишет он.— Полет возможен только благодаря сотрудничеству... Для существования науки необходима религия, а религии наука нужна для долговечности и укрепления самой религии» 5 6. Со всей настойчивостью автор тщится доказать, что наука не опровергает религию и, более того, по «самой своей природе» она, оказывается, способствует распространению и укреплению религии. Научные открытия и изобретения, радио, кино, телевидение и так далее, твердит Асесян, «облегчили распространение христианской веры во всех странах мира». Одного только распространения «слова божьего» с помощью достижений науки достаточно, по его мнению, чтобы «религия и наука нашли почву для примирения и взаимосотрудниче-ства» л.

Пытаясь совместить религиозные мифы и догматы с данными науки, он стремится современную эпоху научного прогресса рассматривать как время прославления религии. «Если наука своими непрерывными исследованиями подробно объяснит сотворенную богом Вселенную, то религия будет иметь все основания радоваться этому» 1 2. Отсюда следует, говорит он, что нет причин для беспокойства по поводу прогресса науки, ибо «можно доказать, что достижения науки лишь на пользу религии» 3.

Эти рассуждения Асесяна рассчитаны на то, чтобы создавать видимость истинности религиозных догматов и в конечном счете подчинить науку религии. Более того, он пытается вызвать у читателей недоверие к науке и страх перед будущим, перед ядерной катастрофой. По его мнению, наука, развивающаяся без сотрудничества с религией, может стать угрозой для всего человечества. Наука без религии — это атомная и водородная бомба, это гонка вооружений, чреватая опасностью нового военного конфликта. Наука же, развивающаяся при сотрудничестве с религией,— это «наслаждение, процветание», исключающее возможность превращения научной мысли в «необузданную мощь», когда можно «одним нажатием кнопки сокрушить и истребить весь мир» 4.

Если верить Асесяну, за милитаризацию науки ответственность несут не империалисты, а сама наука. Она виновна уже потому, что систематически подтачивает основы религиозного миросозерцания; на нее ложится вина и за отказ от «сотрудничества» с религией, от которой, собственно, зависит «внутреннее изменение человека, делающее благородными его цели, направление его стимулов». Вот почему, заключает богослов, изучение взаимоотношения христианства и науки должно быть направлено на урегулирование их сотрудничества, «что является категорическим императивом нашего века для христианина и ученого, а также для всего человечества» К Не трудно понять смысл рассуждений Асесяна: науке нельзя предоставлять возможность самостоятельно развиваться, ибо она может заставить людей уклониться от веры, нравственных норм, рекомендованных религией.

Для современных служителей армянской церкви характерны также поиски точек соприкосновения и «примирения» христианства с коммунистическим мировоззрением. Призывы примирения христианства с идеями социализма раздавались в среде некоторых либеральных церковных деятелей еще до Октябрьской революции. «Неверно, будто церкви больше нечего делать,— писал в 1917 г. архимандрит Гют.— Нет, как раз теперь она должна войти в свою роль, готовясь взяться за серьезное, тяжелое дело религиозного возрождения, и неустанно действовать» 1 2. Эта «новая роль» церкви в «религиозном возрождении» тогда уже понималась как попытка дать «социалистическое» толкование христианства. «Социализм — это учение, цель которого улучшить жизнь народа и вести его к счастью, — писал Гют. — Кроме того, учителя социализма силой своей души смогли познать корень общественного зла и найти пути ликвидации этого зла и установления царства добра... Социализм в наше время является наиболее верным учением, упорядочивающим жизнь, и человечество должно бороться во имя него и стремиться к счастью» 3 4.

Архимандрит ссылался на Библию, откуда он тщательно черпал формулы, внешне созвучные нравственным принципам коммунистической морали, и затем делал вывод о том, что социализм не противоположен христианскому учению, а, напротив, им пополняется и обосновывается. «Стало быть,— писал он далее,— для целостности и успеха своего учения социалисты со всей серьезностью должны обсудить вопрос религии, а не обходить этот вопрос. Без религии не будет жизни. Этого никогда нельзя забывать».

В дальнейшем, когда упрочение Советской власти и ослабление влияния христианской идеологии на трудящиеся массы стало фактом, служители армянской церкви все настойчивее стали искать наиболее удобные позиции для распространения религиозного мировоззрения. Их концепция состояла в том, чтобы церковь шла «в ногу со временем, распространяя и расширяя власть свою во времени и в пространстве» с целью «дать новое слово своим приверженцам, оставаясь в сущности своей неизменной» *. Это, несомненно, отражает реальное положение армяно-григорианской церкви в условиях социализма и строительства коммунистического общества.

Служители армянской церкви в своих проповедях, статьях, а иногда и в специальных работах выдвигают тезис об отсутствии противоречий между христианством и коммунистическим мировоззрением. Примером такой попытки — попытки сблизить христианство с коммунистическим мировоззрением — может служить книга архиепископа Тирана Нерсояна «Христианский подход к коммунизму». В ней, в частности, говорится: «В общих чертах социальная ценность коммунизма теперь признана широкими массами цивилизованного романского общества. Средний христианин легко согласится, что коммунизм на практике, если будет он претворен честно и разумно, не противоречит, а на самом деле согласуется с социальными выводами христианской религии»1 2. Нерсоян полагает, что капитализм должен сойти с исторической арены как отживший свой век социальный организм, уступив место коммунистическому обществу. Отсюда, в частности, вытекает необходимость приспособления христианства к коммунизму. «Если капиталистическое общество превратилось или ему предопределено превратиться в коммунистическое общество, то почему церкви надо приноравливаться к капиталистическому обществу, а не преобразоваться с тем, чтобы приспособиться к коммунистическому обществу?» — вопрошал Нерсоян. Этот тезис является стержнем всей концепции Нерсояна. Однако его рассуждения о родстве коммунизма и христианства, призванные обосновать необходимость и общественную значимость христианства, желание приспособить, сблизить философию христианства с коммунистической теорией и ее основой — диалектическим материализмом путем «компромисса», обнаруживают лишь иллюзорность его надежд. По мнению Нерсояна, этот «компромисс», называемый им «христианской стратегией», следует рассматривать как «смелое понимание», как «симпатию и искреннюю оценку того, что является хорошим в лагере противника» 1. Что же Нерсоян считает ценным и положительным «в лагере противника»?

По его словам, это признание существования материи, возможности познания законов ее развития, ценности земной жизни, необходимости заботы о материальных нуждах людей. Встает вопрос, не являются ли такие рассуждения признанием основных положений материалистической философии? Ведь у этого богослова не вызывает никакого сомнения существование всемогущего бога, сотворение им мира и материи, зависимость от божественной воли судеб людей. Что могут иметь общего с философским материализмом взгляды, согласно которым отрицаются первичность, вечность, несотворимость материи и в то же время утверждается наличие каких-то таинственных, сверхъестественных сил. Нерсоян закрывает глаза на тот факт, что учение о материи, ее вечности и бесконечности, ее несотворимости, разработанное диалектическим материализмом, исключает какие бы то ни было сверхъестественные силы. В основе «компромисса», который хотелось бы видеть богослову, лежит неправильное толкование основных положений философии материализма, стремление растворить философский материализм в христианской религии. «Слова «материя», «материализм» и т. д. не должны пугать нас» 2,— пишет Нерсоян, ибо «компромисс» мыслится в условиях сохранения «сущности самой религии» 3. Христианство, по его мнепию, «будучи более всеобъемлющим мировоззрением, включает в себя и марксизм» 4. Как носитель более возвышенных, справедливых идеалов оно должно обноситься и стать будущей религией коммунизма 5. Поскольку же эта «бу дущая релйгия» долЖйа соответствовать «изменившемуся окружению», то она должна будет отказаться и от «старых теологических концепций», став совершенно новой религией, своего рода философией «диалектического спиритуализма» !.

Другими словами, «компромисс» является попыткой растворения коммунистического учения в религии, принижения диалектического материализма до уровня религии.

Для обоснования своей концепции Нерсоян охотно использует терминологию диалектического материализма и с такой же охотой обращается к тексту Библии, цитируя те места, где можно обнаружить отдельное и внешнее созвучие некоторых идей ранпего христианства с социальными принципами коммунизма. Если даже признать, что стремления Нерсояна продиктованы искренним желанием искать сближения христианства с коммунизмом, следует признать, что аргументы, приводимые им в обоснование своих выводов, беспочвенны, а сама попытка обречена на неудачу. Нельзя всерьез говорить о примирении религиозных взглядов с коммунистическим мировоззрением, признавая существование сверхъестественных сил, управляющих материальным миром, «истинного и вечного» потустороннего мира и других религиозных идей, которые по сути дела ведут к принижению ценности земной жизни, творчески активной преобразующей деятельности человека.

Труд Нерсояна «Христианский подход к коммунизму» был одобрительно встречен богословами армянской церкви, которые в каждом удобном случае охотно пользуются концепцией Нерсояна в своих попытках модернизировать идеологию армяно-григорианской церкви.

Справедливости ради надо констатировать факт, что некоторые из духовных лиц или близко стоящие к ним видят всю тщетность попыток «обосновать» полезность сохранения религии при коммунизме. Так, автор ряда трудов по истории религии Левон Мартиросян в своем двухтомном труде «Материалистические основы мировых религий», выпущенном недавно в Бейруте, в разделе «Коммунизм и религия» отвергает возможность какого бы то ни было совмещения христианства с коммунистическим мировоззрением, тем более возможность сохранения религии при коммунизме. «На каких материальных основах религия должна будет сохранять свое существование? — спрашивает Мартиросян.— Зачем нужны будут коммунисту молитвы? Зачем ему молитвы, когда наука сорвала все таинственные покровы с религии? Человеку, вооруженному достижениями науки, незачем молиться за спасение своей души или за унаследование обещанного Христом небесного рая. Ведь уже сейчас человек сам является хозяином своей души и небесный рай перенес на землю. Человеку, ставшему творцом, нечего бояться небесного бога, являющегося плодом фантазии» л. Мартиросян прав, когда говорит, что верующим армянам за рубежом, сознание которых ограничено буржуазной идеологией, трудно правильно понять сущность коммунизма и психологию людей, строящих светлое будущее человечества. «Религии пришел конец,— заключает свою мысль автор,— и началось творческое действие науки. Озаренное наукой человечество идет не к варварству, а к коммунизму. Так нас учили величайшие вожди — гиганты, троица рода человеческого — Маркс, Энгельс, Ленин» 1 2. Таким образом, попытки «согласовать» христианство с коммунизмом получают критическую оценку со стороны лиц, с искренней симпатией относящихся к коммунизму.

Если среди богословов армянской церкви число сторонников примирения христианства с философией марксизма не столь велико, то большинство из них все же настаивает на близости нравственных принципов христианства и коммунизма.

Служители армянской церкви нередко искусственно сближают нравственные принципы христианства с коммунистической моралью. Абстрактность и противоречивость христианских моральных заповедей позволяют богословам армянской церкви без особого труда давать им такую трактовку, которая позволяет хотя бы внешне представить их как идентичные коммунистическим нравственным принципам. Выставляя себя чуть ли не в качестве единственных поборников высоких нравственных идеалов, эти богословы считают, что моральные принпипы христианства не противоречат, а скорее способствуют нравственному прогрессу армянского народа. Если верить богосло вам, то своим патриотическим духом, самоотверженностью в борьбе с захватчиками и защите национальной независимости, которые проявились в многовековой истории народа, армяне целиком обязаны церкви, распространившей учение Христа и принципы христианской морали.

В качестве наиболее яркого выражения жизненности этих принципов служители церкви часто указывают на те вехи истории, которые предопределили судьбу Армении. Церковь, утверждают церковники, никогда не жила жизнью, отдельной от жизни народа, «меч врага одинаково косил и пастырей и паству. В течение веков армянское духовенство, верное своим предтечам, вместе со своим народом пережило свою Голгофу. Кровь смелого пастыря смешалась с кровью смелой паствы... Так случилось в 451 году в героической битве войн Вардана и так случилось в кровавые дни последней великой трагедии 1915 года» К

Аварайская битва (451 г.), в которой решался вопрос независимости Армении в борьбе против чужеземных захватчиков, трактуется духовенством в таком духе, будто церковь и ее служители являлись единственной силой, вдохновлявшей народ на борьбу. И не случайно некоторые участники этой битвы причислены к лику святых, а имена их называются рядом с именами «великомучеников» армяно-григорианской церкви в качестве образцов христианского совершенства, достойного подражания.

Определенным изменениям подвергается также истолкование богословами смысла и цели жизни. Задача земной жизни человека, проповедует армянское духовенство, заключается только в том, чтобы подготовиться к жизни загробной. Страдания же, переносимые человеком, лишь полезны для спасения его души, которое даруется богом в награду за веру и терпение. «Призвание разумного существа — трудиться, уставать, мучиться, страдать и бороться за достижение бессмертной жизни» 1 2. Таким образом, смысл бытия людей выносится за пределы их реальной жизни, определяется волей потусторонних сил, всемогущего бога. Задача человека, временного пришельца в эту «короткую, полную страданий жизнь», говорится в одной из проповедей, состоит в том, чтобы достиг нуть молитвой, терпением и страданием потустороннего царства и спасти свою «грешную душу», положиться па бога, ибо «без бога и надежды на потусторонний мир нельзя спасти человека от жизненного зла, от дурного влияния его» 1.

В этой связи в религиозных проповедях развиваются идеи греховности человеческой жизни, проистекающей из самой природы человека. «Человеческая природа, — проповедует богослов Гарегин Овсепян, — вообще склонна к мирскому и телесному, и эта склопность толкает нас к грехам». Он пытается убедить легковеров, будто грех опутывает человека со всех сторон, пользуясь слабостью человеческой натуры. Одних привлекает чувственное наслаждение, других — мирские блага, третьих — стремление к славе. Стоит только забыться и позволить этим чувствам «властвовать над нами, как цепи греха готовы для нас». Грех властвует прежде всего среди неверующих. Поэтому для них не может быть иной цели в земной жизни, кроме раскаяния во имя будущего блаженства. «Раскаяние — первое условие духовного лечения. Раскаяться — значит очистить нашу грешную мысль, душу» 2.

Ныне церковнослужители зачастую отказываются от отрицания «земных радостей», утверждая, что церковь не осуждает удовлетворение земных человеческих стремлений. С этой целью на страницах «Эчмиадзина», в проповедях всемерно восхваляются успехи, достигнутые советскими людьми, трудящимися Армении в области материальной и духовной культуры. Кроме того, проповедники заявляют, что учение о загробной жизни якобы не противоречит «земным трудам человека». Однако, утверждая, будто земное бытие человека — временное его пристанище на путях к «вечному загробному существованию», церковники тем самым стремятся увести человека от реальной действительности в область иллюзий, лишить его уверенности в целесообразности своей деятельности.

Проповедь загробной жизни отравляет сознание верующих, мешает их активному участию в строительстве коммунистического общества, противоречит подлинным жизненным интересам человека. Однако ни в одну историческую эпоху религиозные убеждения не были в массе настолько сильными, чтобы подавить реальные жизненные стремления людей, их борьбу за лучшую жизнь. Эти противоречия между религиозными воззрениями и действиями верующего становятся особенно явственными в наше время, когда религия все более и более теряет свое влияние на массы. Независимо и вопреки религиозным проповедям, объективно обесценивающим земную жизнь, верующие в наши дни вместе с атеистами принимают активное участие в строительстве коммунистического общества.

Приспособительная деятельность армяно-григорианского духовенства коснулась не только религиозной идеологии, но и религиозного культа, церковной обрядности. Церковь теперь не очень настаивает па соблюдении постов, уже нет пасхального крестного хода, отменено несение пасхальной снеди в церковь, нет также церемонии с плащаницей; упор делается на «теоретическом» усвоении догматов веры, а не формальном их выполнении. «Торжественность (обрядов) не может иметь цены, если мрак в душе», надо, чтобы ярче «горел в душе каждого» свет божий *.

Модернизация идеологии и обрядности армянской церкви совершается под влиянием больших изменений, которые произошли и происходят в условиях материальной жизни и культуры трудящихся, в характере религиозности самих верующих, под влиянием закономерного процесса отхода верующих от религии, что проявляется как в прямом отрицании религии, так и в ослаблении связей с церковью, в сведении своих религиозных потребностей к чисто обрядовой стороне.

Но, несмотря на все попытки осовременивания, модернизации религии, жизнь подрывает религиозное сознание не только у верующих, но и у служителей культа. Только в 1960—1964 гг. сложили с себя духовный сан шестеро служителей культа: четыре архимандрита, причем двое из них — бывшие начальники епархий, посохоно-сец католикоса, слушатель Эчмиадзинской духовной семинарии, дьяконы. Свой уход они формально мотивируют желанием обзавестись семьей, приобрести специальность и т. п. Отход от церкви происходит также и в зарубежных армянских общинах, о чем вынужден сообщить официальный орган — журнал «Киликия», издаваемый в США.

В статье «Армянская церковь в Америке» протодьякон Ф. Гапараджян пишет: «В наше время прихожане идут в церковь... колеблясь в своей вере. Ослабевает твердость веры, сокрушается церковнослужитель, а молодое поколение, следуя примеру старших, находит различные предлоги вовсе не посещать церковь,., не задумываясь над тем, что они не выполняют своих обязанностей перед богом» *.

Серьезной тревогой продиктованы некоторые проповеди руководителей церкви, подчеркивающих необходимость преданного служения церкви и безоговорочного подчинения ее канонам. Эти проповеди большей частью предназначаются для молодых служителей культа. В них напоминаются «подвиги святых мучеников» армянской церкви, отдавших свою жизнь за веру. Журнал «Эчмиадзин» настойчиво внушает молодым священнослужителям, что служение церкви требует от человека помимо веры в «Святое Евангелие» любви к Родине, к «потерпевшему мученичество и возрождение народу» 1 2. Однако ни проповеди, ни апелляция к патриотическим чувствам верующих и церковнослужителей не смогут остановить закономерный процесс их отхода от религии под воздействием социалистической действительности.