Хотя в программе «богословского развития», реализуемой адептами современного православия, основной упор сделан на пересмотр тех «догматических истин», по которым у них нет единомыслия с остальными участнинами экуменического движения, такое положение вещей вовсе не означает, что только эти разделы христианского вероучения и являются сейчас объектом модернизации. Судя по выступлениям ответственных сотрудников Московской патриархии и статьям авторитетных богословов, идеологами современного православия задумана и уже стала проводиться в жизнь осторожная, но тем не менее довольно основательная корректировка и других положений христианской догматики, в первую очередь тех, ортодоксальная трактовка которых слишком явно раскрывает антиобщественную и антигуманную сущность христианской идеологии и тем мешает церковникам придавать ей видимость созвучности духовным запросам советских людей.

Остановимся на некоторых предварительных результатах этой корректировки, затронувшей прежде всего догматы воскресения и вознесения Иисуса Христа.

Сущность названных догматов сводится к следующему.

Согласно христианскому вероучению, на третий день после мучительной смерти Иисус Христос воскрес, а на сороковой день после воскресения вознесся на небо не только душой, но и телом.

Утверждение такого рода всегда служило православному духовенству основанием для глубоко реакционных выводов. О характере этих выводов достаточно определенно говорится в статье известного современного богослова Л. Парийского «Нравственное значение догмата вознесения господа нашего Иисуса Христа»: «Вознесение Христа на небо прежде всего указало основной характер и принцип жизни человека... Если Христос по воскресении не остался на земле, но вознесся на небо, то из этого следует, что земля, земные потребности, земные интересы представляют собой нечто временное и преходящее для человека. Вознесением Христа на небо... выдвинулось значение для человека небесного принципа жизни. Человек на земле должен жить для неба, должен проводить в свою жизнь небесный принцип, должен порывать постепенно связь с тем, что есть чисто земного, грубого, греховного. Его мысли, чувства и стремления должны быть преимущественно заняты небом, небесными ценностями, небесными вещами... Отсюда вытекает и истинный общий взгляд на значение неба и земли. Небо наша истинная отчизна... Земля же не более как место временного пребывания, где мы являемся странниками и пришельцами» К В таком же духе высказывались и другие православные богословы.

Через многие церковные проповеди и богословские статьи красной нитью прошла пропаганда идеи превосходства небесного, загробного мира, якобы сулящего человеку вечную радость и блаженство, над земным, где будто бы преобладают горести и несчастья: «мир лежит во зле», «в жизни человек наглотается горя, слез и скорбей», «господь зовет не отдавать всего своего сердца земле», «истинное наше сокровище не здесь», «земные радости скоропреходящи», «оставь заботы о временном» и т. п.

Со страниц церковной печати и с амвонов храмов звучали речи: «наша родина на небе», «наше сердце стремится к небесному отечеству», «наше вечное отечество там, на небе», «христианство воспитывает граждан неба» и т. д.

Правда, от православного духовенства можно было услышать и утверждения вроде следующих:             «церковь

вменяет в христианский долг верность своему земному отечеству», «христианство не осуждает забот человека о земном счастье», «христианство всегда благословляло заботы человека о своем материальном благополучии»1 2, однако они тонули в лавине прямо противоположных призывов и утверждений.

В последнее время в богословских статьях и церковных проповедях все реже и реже стали появляться прямолинейно откровенные выводы из догматического учения о воскресении и вознесении Христа. Видимо, идеологи современного православия поняли, что традиционное толкование этих догматов проливает слишком яркий свет на те разделы христианской догматики, которые лучше держать сейчас в тени, и решили несколько изменить тактику — поступиться некоторыми элементами традиции.

Прежде всего они признали, хотя и со всевозможными оговорками, что догматическое учение о воскресении и вознесении в его ортодоксальной интерпретации дезориентирует верующих, способствуя выработке у них неправильного отношения к своей жизни и деятельности, искаженного представления о счастье. Вера в воскресение, констатирует профессор Иоанн Г. Савин в журнале, издающемся богословскими институтами Румынской патриархии, оказалась с течением времени у христиан окруженной прискорбными крайностями. Это прежде всего пассивность и пренебрежение к земной жизни, к более справедливым и человечным условиям существования, что и вело к упрочению социальных зол и неравенства. Все понятия о счастье, о светлой жизни человека переносились на будущую жизнь К

Далеко не все в этом высказывании соответствует действительности. Неверно, в частности, будто указанные в нем черты поведения верующих (пассивность и пренебрежительное отношение к земной жизни) всего лишь «прискорбные крайности», якобы возникавшие в результате искажения отдельными людьми «истинной веры». На самом деле такая линия поведения органически вытекала из этой веры и была логическим следствием усвоения верующими христианского догматического учения о воскресении и вознесении. Но содержащееся в высказывании критическое отношение к некоторым аспектам традиционного истолкования догматов воскресения и вознесения — факт весьма примечательный, не имевший места в прошлом.

Весьма симптоматично и другое. В последнее время авторы богословских статей и церковные проповедники стали утверждать, будто воскресение и вознесение Иисуса Христа не означает необходимости противопоставлять «небо» «земле» и не должно восприниматься как призыв игнорировать чисто земные интересы людей во имя забот о вечном блаженстве за гробом. Напротив, уверяют они сейчас своих слушателей и читателей, «земная жизнь, с точки зрения христианства, имеет не ничтожную, а... исключительно высокую ценность»1 2. Христианство, писал упомянутый выше профессор И. Г. Савин, автор статьи «Домостроительство и плоды воскресения господня», призывает к всестороннему развитию природы человека, в которой духовная сторона неразрывно и плодотворно расцветает и действует вместе с физической,— развитию, ведущему к духовному обогащению человеческого существа на земле, чтобы принести эту обогащен-ность с собой в вечную жизнь1. Аналогичные выводы делает из догмата воскресения и митрополит Никодим (Ротов), посвятивший этой теме одну из своих проповедей, в которой, в частности, говорится, будто только благодаря воскресению Иисуса Христа «земная жизнь приобрела новый смысл и глубокое значение» и «представляет собой поприще для непрерывного совершенствования и восхождения в этом совершенствовании от силы в силу» 2.

Простого сопоставления последних высказываний с приведенными раньше достаточно, чтобы убедиться в том, что налицо существенно разные трактовки одного и того же положения христианской догматики — учения о воскресении и вознесении. Нынешняя интерпретация как самих догматов, так и выводов из них отличается от прошлой, и есть определенное основание говорить о модернизации идеологами современного православия и данного раздела христианского вероучения.

Цель такой модернизации понять нетрудно. В том виде, как они подаются сейчас, выводы из догматов воскресения и вознесения не выглядят так несоответствующими духу времени, как при ортодоксальной трактовке. Более того, при таком их толковании верующим может показаться, что только усвоение этих выводов обеспечит человечеству прогресс во всех областях его жизни и деятельности. Короче говоря, обновление традиционного толкования догматического учения о воскресении и вознесении позволяет нынешним поборникам православия придавать этой религии видимость идеологии, якобы вполне созвучной современности.

Как бы ни модернизировали идеологи современного православия данный раздел христианского вероучения, все же как раньше, так и теперь библейский миф о воскресении и вознесении Христа служит поборникам православия догматическим основанием для обесценивания в глазах верующих их земной жизни и деятельности.