Где мы будем через шесть месяцев, год, десять лет? Я лежу без сна по ночам, гадая, что ждет моих близких в будущем. Мои ранимые друзья и родственники. Интересно, что будет с моей работой, хотя мне повезло больше, чем многим: я получаю хорошую зарплату по болезни и могу работать удаленно. Я пишу это из Великобритании, где у меня все еще есть друзья-самозанятые люди, которые смотрят в бочку месяцев без зарплаты, друзья, которые уже потеряли работу. Контракт, который оплачивает 80% моей зарплаты, заканчивается в декабре. Коронавирус сильно бьет по экономике. Будет ли кто-нибудь нанимать меня, когда мне понадобится работа?
Существует целый ряд возможных вариантов будущего, и все они зависят от того, как правительства и общество отреагируют на коронавирус и его экономические последствия. Надеюсь, что мы воспользуемся этим кризисом для восстановления, создания чего-то лучшего и более гуманного. Но мы можем скатиться во что-нибудь похуже.
Я думаю, что мы можем понять нашу ситуацию – и то, что может лежать в нашем будущем, – взглянув на политическую экономию других кризисов. Мои исследования сосредоточены на фундаментальных основах современной экономики: глобальных цепочках поставок, заработной плате и производительности труда. Я смотрю на то, как экономическая динамика способствует решению таких проблем, как изменение климата и низкий уровень психического и физического здоровья работников. Я утверждал, что нам нужна совсем другая экономика, если мы хотим построить социально справедливое и экологически обоснованное будущее. Перед лицом КОВИДА-19 это никогда не было так очевидно.
Ответные меры на пандемию COVID-19-это просто усиление динамики, которая движет другими социальными и экологическими кризисами: приоритет одного типа ценностей над другими. Эта динамика сыграла большую роль в стимулировании глобальных ответных мер на COVID-19. Итак, по мере развития реакции на вирус, как может развиваться наше экономическое будущее?
С экономической точки зрения возможны четыре варианта будущего: падение в варварство, крепкий государственный капитализм, радикальный государственный социализм и превращение в большое общество, построенное на взаимной помощи. Варианты всех этих вариантов будущего вполне возможны, хотя и не столь желательны.
Коронавирус, как и изменение климата, отчасти является проблемой нашей экономической структуры. Хотя обе эти проблемы кажутся “экологическими” или “естественными”, они обусловлены социальными факторами.
Да, изменение климата вызвано определенными газами, поглощающими тепло. Но это очень поверхностное объяснение. Чтобы действительно понять изменение климата, нам нужно понять социальные причины, которые заставляют нас испускать парниковые газы. То же самое и с КОВИД-19. Да, непосредственная причина-вирус. Но управление его последствиями требует от нас понимания человеческого поведения и его более широкого экономического контекста.
Решение проблемы как COVID-19, так и изменения климата намного проще, если вы уменьшите несущественную экономическую активность. Для изменения климата это происходит потому, что если вы производите меньше материала, вы используете меньше энергии и выделяете меньше парниковых газов. Эпидемиология COVID-19 быстро развивается. Но основная логика столь же проста. Люди смешиваются вместе и распространяют инфекции. Это происходит и в домашних хозяйствах, и на рабочих местах, и в поездках, которые совершают люди. Уменьшение этого смешивания, вероятно, приведет к снижению передачи инфекции от человека к человеку и в целом к уменьшению числа случаев заболевания.
Сокращение контактов между людьми, вероятно, также помогает в других стратегиях контроля. Одной из распространенных стратегий борьбы со вспышками инфекционных заболеваний является отслеживание контактов и изоляция, когда контакты инфицированного человека выявляются, а затем изолируются для предотвращения дальнейшего распространения болезни. Это наиболее эффективно, когда вы отслеживаете высокий процент контактов. Чем меньше контактов у человека, тем меньше вам нужно отслеживать, чтобы добраться до этого более высокого процента.
Из Уханя мы видим, что такие меры социальной дистанцированности и изоляции эффективны. Политическая экономия полезна для того, чтобы помочь нам понять, почему они не были введены ранее в европейских странах и США.
Блокировка оказывает давление на мировую экономику. Мы стоим перед серьезной рецессией. Это давление привело к тому, что некоторые мировые лидеры призвали к ослаблению мер изоляции.
Несмотря на то, что 19 стран находились в состоянии изоляции, президент США Дональд Трамп и президент Бразилии Жаир Больсонаро призвали к свертыванию мер по смягчению последствий. Трамп призвал американскую экономику вернуться к нормальному состоянию через три недели (теперь он признал, что социальное дистанцирование нужно будет поддерживать гораздо дольше). - Наша жизнь должна продолжаться, - сказал Больсонаро. Работа должна быть сохранена ... мы должны, да, вернуться к нормальной жизни.”
Тем временем в Великобритании за четыре дня до призыва к трехнедельной изоляции премьер-министр Борис Джонсон был лишь немного менее оптимистичен, заявив, что Великобритания может переломить ситуацию в течение 12 недель. Тем не менее, даже если Джонсон прав, мы по-прежнему живем с экономической системой, которая будет угрожать крахом при следующем признаке пандемии.
Экономика коллапса довольно проста. Бизнес существует для того, чтобы получать прибыль. Если они не могут производить, они не могут и продавать вещи. Это означает, что они не будут получать прибыль,а значит, они менее способны нанять вас. Предприятия могут и делают (в течение короткого периода времени) удерживать работников, которые им не нужны немедленно: они хотят быть в состоянии удовлетворить спрос, когда экономика снова наберет обороты. Но если все начинает выглядеть действительно плохо, то это не так, поэтому все больше людей теряют свою работу или боятся потерять ее. Поэтому они покупают меньше. И весь этот цикл начинается снова, и мы по спирали погружаемся в экономическую депрессию.
В нормальном кризисе рецепт решения этой проблемы прост. Правительство тратит, и оно тратит до тех пор, пока люди снова не начнут потреблять и работать. (Именно этим рецептом славится экономист Джон Мейнард Кейнс).
Но нормальные интервенции здесь не сработают, потому что мы не хотим, чтобы экономика восстанавливалась (по крайней мере, не сразу). Весь смысл блокады заключается в том, чтобы люди не ходили на работу, где они распространяют болезнь. Одно недавнее исследование показало, что отмена мер по блокированию в Ухане (включая закрытие рабочих мест) слишком рано может привести к тому, что Китай переживет второй пик случаев заболевания позже в 2020 году.
Как писал экономист Джеймс Мидуэй, правильный ответ COVID-19 - это не экономика военного времени – с массовым увеличением производства. Скорее, нам нужна "антивоенная" экономика и массовое сокращение производства. И если мы хотим быть более устойчивыми к пандемиям в будущем (и избежать худших последствий изменения климата), нам нужна система, способная сократить производство таким образом, чтобы это не означало потерю средств к существованию.
Так что нам нужно другое экономическое мышление. Мы склонны думать об экономике как о способе покупки и продажи вещей, главным образом потребительских товаров. Но это не то, чем является или должна быть экономика. По своей сути экономика - это то, как мы берем наши ресурсы и превращаем их в то, что нам нужно для жизни. Если посмотреть на это таким образом, то мы можем начать видеть больше возможностей жить по-другому, что позволит нам производить меньше вещей, не увеличивая при этом страданий.
Я и другие экономисты-экологи уже давно озабочены вопросом о том, как вы производите меньше социально справедливым способом, потому что проблема производства меньше также является центральной для решения проблемы изменения климата. При прочих равных условиях, чем больше мы производим, тем больше парниковых газов выбрасываем. Итак, как же вы уменьшаете количество вещей, которые вы делаете, удерживая людей на работе?
Предложения включают в себя сокращение продолжительности рабочей недели, или, как было рассмотрено в некоторых моих недавних работах, вы могли бы позволить людям работать медленнее и с меньшим давлением. Ни то, ни другое прямо не применимо к COVID-19, где целью является сокращение контакта, а не выход, но суть предложений одна и та же. Вы должны уменьшить зависимость людей от заработной платы, чтобы иметь возможность жить.
Для чего нужна экономика?
Ключом к пониманию ответов на COVID-19 является вопрос о том, для чего существует экономика. В настоящее время основной целью мировой экономики является облегчение обмена деньгами. Это то, что экономисты называют "меновой стоимостью".
Доминирующая идея нынешней системы, в которой мы живем, состоит в том, что меновая стоимость-это то же самое, что и потребительная стоимость. В основном люди тратят деньги на то, что они хотят или нуждаются, и этот акт траты денег говорит нам о том, насколько они ценят его “использование”. Вот почему рынки рассматриваются как лучший способ управлять обществом. Они позволяют вам адаптироваться и достаточно гибки, чтобы соответствовать производительному потенциалу с потребительной стоимостью.
То, что COVID-19 бросает в резкое облегчение, - это то, насколько ложны наши представления о рынках. Во всем мире правительства опасаются, что критические системы будут нарушены или перегружены: цепочки поставок, социальная помощь, но главным образом здравоохранение. Есть много факторов, способствующих этому. Но давайте возьмем два.
Во-первых, довольно трудно заработать деньги на многих наиболее важных общественных услугах. Отчасти это связано с тем, что основной движущей силой прибыли является рост производительности труда: делать больше с меньшим количеством людей. Люди-это большой фактор затрат во многих компаниях, особенно тех, которые полагаются на личные взаимодействия, такие как здравоохранение. Следовательно, рост производительности труда в секторе здравоохранения имеет тенденцию быть ниже, чем в остальной экономике, поэтому его затраты растут быстрее, чем в среднем.
Во-вторых, рабочие места во многих важнейших службах, как правило, не являются самыми высоко ценимыми в обществе. Многие из самых высокооплачиваемых рабочих мест существуют только для того, чтобы облегчить обмен, чтобы заработать деньги. Они не служат более широкой цели для общества: это то, что антрополог Дэвид Гребер называет "дерьмовой работой". Но поскольку они зарабатывают много денег, у нас есть множество консультантов, огромная рекламная индустрия и огромный финансовый сектор. Между тем, у нас есть кризис в здравоохранении и социальной помощи, где люди часто вынуждены покидать полезные рабочие места, которыми они пользуются, потому что эти рабочие места не платят им достаточно, чтобы жить.
Бессмысленная работа
Тот факт, что так много людей работают на бессмысленных работах, отчасти объясняет, почему мы так плохо подготовлены к ответу на КОВИД-19. Пандемия подчеркивает, что многие рабочие места не являются существенными, однако нам не хватает достаточного количества ключевых работников, чтобы реагировать, когда дела идут плохо.
Люди вынуждены работать на бессмысленных работах, потому что в обществе, где меновая стоимость является руководящим принципом экономики, основные блага жизни доступны главным образом через рынки. Это означает, что вы должны купить их, а чтобы купить их, вам нужен доход, который приходит от работы.
Другая сторона этой медали заключается в том, что наиболее радикальные (и эффективные) ответные меры, которые мы наблюдаем в отношении вспышки COVID-19, бросают вызов доминированию рынков и меновой стоимости. Во всем мире правительства предпринимают действия, которые еще три месяца назад казались невозможными. В Испании частные больницы были национализированы. В Великобритании перспектива национализации различных видов транспорта стала вполне реальной. А Франция заявила о своей готовности национализировать крупный бизнес.
Точно так же мы наблюдаем развал рынков труда. Такие страны, как Дания и Великобритания, предоставляют людям доход, чтобы они не ходили на работу. Это существенная часть успешной блокировки. Эти меры далеки от совершенства. Тем не менее это сдвиг от принципа, согласно которому люди должны работать, чтобы получать свой доход, и переход к идее, что люди заслуживают того, чтобы иметь возможность жить, даже если они не могут работать.
Это переворачивает доминирующие тенденции последних 40 лет. В течение этого времени рынки и биржевые ценности рассматривались как лучший способ управления экономикой. Следовательно, общественные системы стали испытывать все возрастающее давление с целью маркетизации, чтобы ими управляли так, как если бы они были бизнесом, который должен делать деньги. Точно так же рабочие все больше и больше подвержены влиянию рынка – контракты с нулевым рабочим днем и экономика гигов сняли слой защиты от рыночных колебаний, который раньше предлагала долгосрочная, стабильная занятость.
COVID-19, по-видимому, обращает вспять эту тенденцию, забирая с рынка медицинские и трудовые товары и передавая их в руки государства. Государства производят продукцию по многим причинам. Одни хорошие, другие плохие. Но в отличие от рынков, они не должны производить только меновую стоимость.
Эти перемены вселяют в меня надежду. Они дают нам шанс спасти много жизней. Они даже намекают на возможность более долгосрочных изменений, которые делают нас счастливее и помогают нам бороться с изменением климата. Но почему мы так долго добирались сюда? Почему многие страны были так плохо подготовлены к замедлению производства? Ответ кроется в недавнем докладе Всемирной Организации Здравоохранения: у них не было правильного "мышления".
Вот уже 40 лет существует широкий экономический консенсус. Это ограничивает способность политиков и их советников видеть трещины в системе или представлять себе альтернативы. Это мышление обусловлено двумя взаимосвязанными убеждениями:
Рынок-это то, что обеспечивает хорошее качество жизни, поэтому он должен быть защищен
Эти взгляды являются общими для многих западных стран. Но они наиболее сильны в Великобритании и США, которые, как оказалось, были плохо подготовлены к ответу на КОВИД-19.
В Великобритании участники частной встречи, как сообщается, суммировали подход самого старшего помощника премьер-министра к COVID-19 как " стадный иммунитет, защита экономики, и если это означает, что некоторые пенсионеры умирают, очень плохо”. Правительство отрицает это, но если это действительно так, то неудивительно. На одном правительственном мероприятии в начале пандемии один высокопоставленный государственный служащий сказал мне: "стоит ли это экономических потрясений? Если вы посмотрите на казначейскую оценку жизни, то, скорее всего, нет.”
Такой взгляд является эндемичным для определенного элитного класса. Он хорошо представлен Техасским чиновником, который утверждал, что многие пожилые люди с радостью умрут, чтобы не видеть, как США погружаются в экономическую депрессию. Эта точка зрения ставит под угрозу многих уязвимых людей (и не все уязвимые люди являются пожилыми), и, как я уже пытался здесь изложить, это ложный выбор.
Одна из вещей, которую может сделать кризис COVID-19, - это расширение этого экономического воображения. По мере того как правительства и граждане предпринимают шаги, которые три месяца назад казались невозможными, наши представления о том, как устроен мир, могут быстро измениться. Давайте посмотрим, куда может привести нас это переосмысление.
Чтобы помочь нам заглянуть в будущее, я собираюсь использовать методику из области изучения будущего. Вы берете два фактора, которые, по вашему мнению, будут иметь важное значение в управлении будущим, и представляете себе, что произойдет при различных сочетаниях этих факторов.
Факторы, которые я хочу взять, - это ценность и централизация. Ценность относится к тому, что является руководящим принципом нашей экономики. Используем ли мы наши ресурсы, чтобы максимизировать обмен и деньги, или мы используем их, чтобы максимизировать жизнь? Централизация относится к способам организации вещей, будь то множество мелких подразделений или одна большая командная сила. Мы можем организовать эти факторы в сетку, которая затем может быть заполнена сценариями. Поэтому мы можем подумать о том, что может произойти, если мы попытаемся ответить на коронавирус четырьмя крайними комбинациями:
1) государственный капитализм: централизованная реакция, приоритетность меновой стоимости
Государственный капитализм
Государственный капитализм-это доминирующая реакция, которую мы наблюдаем сейчас во всем мире. Типичными примерами являются Великобритания, Испания и Дания.
Государство-капиталистическое общество продолжает преследовать меновую стоимость как путеводную звезду экономики. Но он признает, что рынки в условиях кризиса нуждаются в поддержке со стороны государства. Учитывая, что многие рабочие не могут работать, потому что они больны и боятся за свою жизнь, государство вмешивается с расширенным благосостоянием. Он также вводит массовые кейнсианские стимулы путем предоставления кредитов и осуществления прямых платежей предприятиям.
Ожидание здесь заключается в том, что это будет на короткий период. Основная функция предпринимаемых шагов заключается в том, чтобы позволить как можно большему числу компаний продолжать торговать. В Великобритании, например, продовольствие все еще распределяется по рынкам (хотя правительство смягчило законы о конкуренции). Там, где работники получают непосредственную поддержку, это делается таким образом, чтобы свести к минимуму нарушения нормального функционирования рынка труда. Так, например, как и в Великобритании, выплаты работникам должны подаваться и распределяться работодателями. А размер выплат производится исходя из меновой стоимости, которую работник обычно создает на рынке, а не из полезности своего труда.
Может ли это быть успешным сценарием? Возможно, но только если КОВИД-19 окажется контролируемым в течение короткого периода времени. Поскольку для поддержания функционирования рынка удается избежать полной блокировки, передача инфекции, скорее всего, все еще будет продолжаться. В Великобритании, например, все еще продолжается несущественное строительство, в результате чего рабочие смешиваются на строительных площадках. Но ограниченное вмешательство государства будет все труднее поддерживать, если повысится уровень смертности. Рост заболеваемости и смертности будет провоцировать беспорядки и углублять экономические последствия, вынуждая государство принимать все более радикальные меры для поддержания функционирования рынка.
Это самый мрачный сценарий. Варварство-это будущее, если мы будем продолжать полагаться на меновую стоимость как на наш руководящий принцип и все же откажемся оказывать поддержку тем, кто не может выйти на рынок из-за болезни или безработицы. Она описывает ситуацию, которую мы еще не видели.
Предприятия терпят крах, а рабочие голодают, потому что нет механизмов, которые могли бы защитить их от суровых реалий рынка. Больницы не поддерживаются чрезвычайными мерами, и поэтому они оказываются перегруженными. Люди умирают. Варварство-это в конечном счете нестабильное состояние, которое заканчивается разорением или переходом к одной из других частей сетки после периода политической и социальной разрухи.
Может ли такое случиться? Проблема заключается в том, что это может произойти либо по ошибке во время пандемии, либо намеренно после пика пандемии. Ошибка заключается в том, что правительство не может вмешаться достаточно широко во время самого страшного периода пандемии. Поддержка может быть предложена предприятиям и домашним хозяйствам, но если этого не будет достаточно, чтобы предотвратить крах рынка перед лицом широко распространенной болезни, то возникнет хаос. В больницы могут быть направлены дополнительные средства и люди, но если этого будет недостаточно, больные люди будут изгнаны в большом количестве.
Потенциально столь же значимой является возможность массированной жесткой экономии после того, как пандемия достигла своего пика и правительства стремятся вернуться к “нормальному”состоянию. Это было под угрозой в Германии. Это было бы катастрофой. Не в последнюю очередь потому, что отказ от финансирования важнейших услуг в период жесткой экономии повлиял на способность стран реагировать на эту пандемию. Последующий крах экономики и общества вызовет политические и социальные волнения, которые приведут к краху государства и крушению как государственных, так и общественных систем социального обеспечения.
Государственный социализм
Государственный социализм описывает первое будущее, которое мы могли бы увидеть с культурным сдвигом, который ставит другой вид ценности в Центр экономики. Это будущее, к которому мы приходим с расширением мер, которые мы в настоящее время наблюдаем в Великобритании, Испании и Дании.
Ключевым моментом здесь является то, что такие меры, как национализация больниц и выплаты работникам, рассматриваются не как инструменты защиты рынков, а как способ защиты самой жизни. При таком сценарии государство начинает защищать те части экономики, которые необходимы для жизни: например, производство продовольствия, энергии и жилья, чтобы основные жизненные условия больше не зависели от прихоти рынка. Государство национализирует больницы и обеспечивает свободный доступ к жилью. Наконец, она дает всем гражданам возможность получить доступ к различным товарам-как базовым, так и любым потребительским товарам, которые мы можем производить с сокращенной рабочей силой.
Граждане больше не полагаются на работодателей как на посредников между ними и основными жизненными материалами. Платежи производятся всем непосредственно и не связаны с меновой стоимостью, которую они создают. Вместо этого выплаты одинаковы для всех (исходя из того, что мы заслуживаем того, чтобы иметь возможность жить, просто потому, что мы живы), или они основаны на полезности работы. Работники супермаркетов, водители доставки, складские штабелеры, медсестры, учителя и врачи-это новые руководители.
Вполне возможно, что государственный социализм возникает как следствие попыток государственного капитализма и последствий длительной пандемии. Если произойдет глубокая рецессия и произойдет такое нарушение в цепочках поставок, что спрос не сможет быть спасен с помощью стандартной кейнсианской политики, которую мы наблюдаем сейчас (печать денег, облегчение получения кредитов и т. д.), Государство может взять на себя производство.
Такой подход сопряжен с определенными рисками – мы должны быть осторожны, чтобы избежать авторитаризма. Но если все сделано хорошо, то это может быть нашей лучшей надеждой против экстремальной вспышки COVID-19. Сильное государство, способное мобилизовать ресурсы для защиты основных функций экономики и общества.
Взаимная помощь - это второе будущее, в котором мы принимаем защиту жизни как руководящий принцип нашей экономики. Но в этом сценарии государство не играет определяющей роли. Скорее, отдельные люди и небольшие группы начинают организовывать поддержку и заботу внутри своих общин.
Риски, связанные с этим будущим, заключаются в том, что небольшие группы не могут быстро мобилизовать ресурсы, необходимые, например, для эффективного наращивания потенциала здравоохранения. Но взаимная помощь могла бы обеспечить более эффективное предотвращение передачи инфекции путем создания общинных сетей поддержки, защищающих уязвимые группы населения и устанавливающих правила изоляции полиции. Наиболее амбициозная форма этого будущего - появление новых демократических структур. Группы общин, которые способны мобилизовать значительные ресурсы с относительной скоростью. Люди собираются вместе, чтобы планировать региональные ответные меры, чтобы остановить распространение болезни и (если у них есть навыки) лечить пациентов. Такой сценарий может возникнуть из любого другого. Это возможный выход из варварства, или государственного капитализма, и может поддержать государственный социализм. Мы знаем, что ответные меры сообщества сыграли центральную роль в борьбе со вспышкой лихорадки Эбола в Западной Африке. И мы уже сегодня видим корни этого будущего в группах, организующих пакеты помощи и общественную поддержку. Мы можем рассматривать это как провал государственной реакции. Или же мы можем рассматривать его как прагматичный, сострадательный общественный ответ на разворачивающийся кризис. Эти видения являются крайними сценариями, карикатурами и, скорее всего, перетекают друг в друга. Мой страх-это спуск от государственного капитализма к варварству. Моя надежда-это сочетание государственного социализма и взаимопомощи: сильное, демократическое государство, которое мобилизует ресурсы для создания более сильной системы здравоохранения, уделяет приоритетное внимание защите уязвимых от капризов рынка и реагирует на них и позволяет гражданам создавать группы взаимопомощи, а не работать на бессмысленных работах. Что, надеюсь, ясно, так это то, что все эти сценарии оставляют некоторые основания для страха, но также и некоторые для Надежды. COVID-19 высвечивает серьезные недостатки в нашей существующей системе. Эффективный ответ на это, вероятно, потребует радикальных социальных изменений. Я утверждал, что это требует радикального ухода от рынков и использования прибыли как основного способа организации экономики. Положительной стороной этого является возможность того, что мы построим более гуманную систему, которая сделает нас более устойчивыми перед лицом будущих пандемий и других надвигающихся кризисов, таких как изменение климата.
Социальные перемены могут происходить из многих мест и со многими влияниями. Ключевой задачей для всех нас является требование того, чтобы новые социальные формы исходили из этики, которая ценит заботу, жизнь и демократию. Центральная политическая задача в это кризисное время-жить и (фактически) организовываться вокруг этих ценностей. | |
| Просмотров: 429 | |
