Углубление революционного кризиса в 1916 г.

Углубление революционного кризиса в 1916 г.

1916 год прошел под знаком дальнейшего углубления революционного кризиса. Правда, на первый взгляд могло показаться, что положение самодержавия несколько стабилизировалось. Однако часы истории неумолимо отсчитывали уже последние месяцы существования старой дворянско-буржуазной России.

 

Для первой половины 1916 г. характерна прежде всего исключительная активность рабочего класса. По числу стачек 1916 год наполовину превысил уровень 1915 г. Месяц за месяцем давал устойчивые показатели числа стачечников: январь — 135.5               тыс., февраль — 94,5 тыс., март — 100,1 тыс., апрель —

 

125.6     тыс., май — 154,6 тыс., июнь — 113,1 тыс. рабочих. Некоторые колебания и временные спады забастовочного движения (июль — 77,5 тыс., август — 52,5 тыс. и сентябрь — 51 тыс. человек) не могли уже изменить общей картины нарастающего подъема. Стачки 1916 г. отличались необыкновенным размахом и упорством. В отдельных забастовках участвовали теперь тысячи и десятки тысяч рабочих, борьба охватывала целые районы и продолжалась неделями и даже месяцами, нередко сопровождалась столкновениями с войсками и полицией. В апреле 1916 г., например, экономические забастовки охватили 21 губернию и 7 горных округов, в июне — 24 губернии и 4 округа, в июле — 25 губерний и 3 округа.

 

Основным требованием рабочих было повышение заработной платы, которая все больше отставала от уровня цен. Однако в 1916 г. стало особенно ясно, что в условиях войны грань между экономическими и политическими выступлениями рабочих крайне условна: каждая крупная экономическая стачка, особенно на военных предприятиях, неизбежно приобретала огромное политическое звучание. Кроме того, многие стачки, начавшиеся на экономической почве, постепенно перерастали в политические; широкое распространение получили стачки солидарности рабочих различных предприятий и даже городов.

 

В авангарде стачечного движения шли в 1916 г. металлисты, давшие и самый высокий процент политических стачечников. На втором месте были текстильщики. Наибольшую активность проявлял пролетариат Петрограда (за период войны он дал около 30% всех стачечников в стране), за ним шли Москва, Харьков, Баку, Урал.

 

Начало стачечной волне 1916 г. положила январская политическая забастовка в Петрограде в память жертв «кровавого воскресенья», в которой приняло участие 100 тыс. рабочих. С призывом отметить традиционный день рабочей солидарности выступил не только ПК РСДРП, но и ПК эсеров, а также меж-районцы.

 

На заводе «Старый Лесснер» состоялся 10-тысячный митинг, превратившийся затем в антивоенную демонстрацию. Впервые с начала войны на петроградских улицах можно было снова увидеть красные флаги, услышать революционные песни и возгласы: «Долой войну!» В рядах демонстрантов мелькали в этот день и солдатские шинели — первые вестники рождавшегося союза армии и революционного народа.

 

Экономические стачки охватили в январе 1916 г. 25 губерний. На всю страну прогремела продолжавшаяся почти два месяца стачка на николаевском судостроительном заводе «На-раль», закончившаяся расчетом 11 тыс. рабочих и отправкой военнообязанных на фронт. 12 тыс. рабочих бастовали на тульских заводах. В феврале по призыву большевиков снова забастовали путиловцы. В ответ на закрытие завода в Петрограде начались стачки солидарности, охватившие около 63 тыс. рабочих. При этом экономическая стачка быстро переросла в политическую. В резолюции, принятой 23 февраля рабочими Пути-ловского завода, говорилось о необходимости бороться против войны, за демократическую республику, 8-часовой рабочий день и конфискацию помещичьих земель. Стачка закончилась секвестром завода и призывом 2 тыс. рабочих на военную службу. В апреле и мае бастовало около 45 тыс. шахтеров Горловско-Щербиновского района в Донбассе и 16 тыс. рабочих на Брянском заводе в Бежице.

 

Политическими стачками отметил пролетариат годовщину Ленского расстрела и день 1 Мая. Небольшой спад движения летом 1916 г. не принес разрядки напряженности. Пролетариат готовился к решающим боям.

 

События показывали, что экономические стачки пролетариата уже недостаточны. Поэтому петроградские большевики выступили инициаторами «политизации» забастовочного движения. На состоявшемся в середине мая собрании служащих больничных касс Петрограда прямо говорилось о том, что «рабочее движение в России в настоящее время фактически уже „упирается" в вооруженное восстание» *. В связи с этим было решено переводить забастовки на отдельных предприятиях в общерайонные и городские, вынося движение против войны и дороговизны на улицу. Рабочие ставили вопрос о создании на заводах боевых групп и дружив и вооружении пролетариата. В листовке ПК РСДРП от 21 июня 1916 г. подчеркивалось, что от экономической борьбы с капиталистами в стенах фабрик и заводов нужно переходить к борьбе за власть, к гражданской войне. ПК призывал рабочих при каждой стачке выдвигать лозунги: «Долой войну!» и «Долой царскую власть!»

 

Большое значение придавали большевики развитию легальных рабочих организаций. В трудных условиях войны им приходилось проявлять максимальную гибкость, используя все легальные возможности — больничные кассы, страховые органы, рабочие клубы и просветительные общества, комитеты помощи беженцам и борьбы с дороговизной, уцелевшие профсоюзы и кооперативы — для расширения влияния большевистской партии на рабочие массы и создание необходимой базы для своей нелегальной работы.

 

Наиболее крупными опорными пунктами большевиков были Литовский народный дом, университет Лутугина и Всероссийский страховой совет в Петрограде, университет Шанявского и клуб «Просвещение» в Москве, общество «Маяк» в Саратове, Комитет помощи беженцам без различия национальностей в Баку, Дом рабочих в Харькове, Общество по распространению грамотности среди грузин и др.

, В 1916 г. продолжалось и организационное укрепление большевистской партии. Большую роль в объединении и руководстве местными организациями играли областные и губернские комитеты таких крупных центров, как Москва и Иваново-Вознесенск в Центральном промышленном районе, Харьков и Ека-теринослав на Украине, Тифлис и Баку на Кавказе, Саратов в Поволжье, Екатеринбург на Урале, Иркутск в Сибири. Всего в годы войны большевистские организации и группы действовали в разное время более чем в 200 городах. Активное участие в работе местных организаций в 1915—1916 гг. принимали М. И. Ульянова, П. Г. Смидович, Р. С. Землячка, В. П. Милютин, М. И. Лацис, И. И. Скворцов-Степанов (Москва), С. Г. Шаумян, П. А. Джапаридзе, Ф. Е. Махарадзе, И. Т. Фиолетов, С. И. Кав-тарадзе (Кавказ), Я. Берзинь-Андерсон, Я. Руткис, Я. Шилф-Яунзем, И. Ю. Кясперт, В. Рекашюс (Прибалтика), Я. И. Базанов, С. В. Косиор, Э. И. Квиринг, Н. С. Данилевский (Украина), В. А. Каравайкова, В. Н. Наумов (Иваново), А. И. Криниц-кий (Тверь), С. И. Дерябина, Н. Н. Крестинский (Урал), А. С. Бубнов (Поволжье) и многие другие.

 

Весной и летом 1916 г. вновь усилилось крестьянское движение, вызванное прогрессировавшим разорением деревни в результате войны. За год в стране было отмечено 294 выступления; 91 раз правительству пришлось вводить в охваченные волнениями деревни войска. Новым моментом по сравнению с предыдущим годом было то, что большинство выступлений было направлено против дороговизны и приняло форму разгрома сельских лавок и магазинов. Вторую по величине группу волнений составляют столкновения крестьян с помещиками и властями, т. е. так называемая первая социальная война в деревне (отказ от уплаты арендной платы и земских сборов, выступления против военных реквизиций и т. и.). Случаи открытой борьбы с отрубниками и хуторянами в 1916 г., напротив, отмечались сравнительно редко. Наибольший размах крестьянское движение против дороговизны получило на Кубани и в Ставрополье, где была сосредоточена большая масса сельского пролетариата. Как и в 1915 г., крупными очагами волнений были прифронтовая Подольская губерния, а также «старые» районы крестьянского движения: Поволжье, Центрально-черноземный район, Украина.

 

Продолжалось революционное движение в армии и на флоте. С весны 1916 г. участились случаи братания солдат — этой новой формы протеста против войны, охватывавшей иногда целые участки фронта.

 

Одним из основных элементов революционного кризиса 1916 г. было широкое национально-освободительное движение угнетенных народов, принявшее в Средней Азии и Казахстане форму открытого восстания против колониальной политики царизма.

 

Восстание имело глубокие социально-экономические и политические предпосылки, порожденные всей системой колониальной эксплуатации Казахстана и Средней Азии со стороны русского военно-феодального и капиталистического империализма.

 

В годы войны положение трудящихся масс этих районов резко ухудшилось. Уровень благосостояния коренного населения был сильно подорван массовыми изъятиями земель, проводившимися царским правительством с начала XX в. В годы мировой войны резко возросли ставки поземельного и промыслового налогов и кибигочной подати, военные реквизиции и «добровольные сборы» на нужды фронта. Установление правительством предельных цен на хлопок также отрицательно сказалось на платежеспособности крестьянского населения. Потребности в деньгах для уплаты налогов и всяческих поборов и «пожертвований» возрастали, но денег у крестьянства было все меньше и меньше. Особенно это относилось к киргизским и казахским скотоводческим районам, пережившим в 1912—1913 гг. небывалый падеж скота, унесший до 40 % поголовья.

 

В этих условиях царизм в поисках новых человеческих ресурсов, чтобы облегчить положение на фронтах, объявил набор рабочих на тыловые работы из местных национальностей, никогда не привлекавшихся к военной службе. Царский указ от 25 июня 1916 г. о принудительном привлечении на тыловые работы в прифронтовых районах «инородческого населения» Казахстана, Средней Азии, Сибири и Кавказа переполнил чашу терпения.

 

По этому указу Туркестанский край должен был дать фронту 250 тыс., Степной — около 230 тыс. рабочих. При этом местная администрация сделала все, чтобы переложить основную тяжесть этой новой повинности иа городскую и сельскую бедноту и облегчить положение эксплуататорских классов.

 

Восстание охватило огромный район с многонациональным десятимиллионным населением, среди которого на долю русских приходилось лишь около 1 млн. жителей. Оно развертывалось стихийно, неорганизованно и сразу же вылилось в массовые столкновения с полицией и войсками под лозунгом: «Не дадим рабочих!» Гнев народа был направлен против царских властей, а также против местной административной верхушки, помогавшей русским чиновникам в их грабежах и насилиях. Восставшие уничтожали списки мобилизованных, громили полицейские участки и волостные канцелярии, расправлялись с жандармами и старшинами. При этом очень скоро национальное восстание стало в ряде мест перерастать в антифеодальное движение против баев и манапов, ростовщиков и пр. Одной из форм протеста стал массовый уход киргизов, казахов, туркмен в глубь степей, в горы.

 

Основными движущими силами восстания были дехкане и скотоводы, а также трудящиеся массы города — рабочие и ремесленники, представители демократической интеллигенции. В Ташкенте вожаками движения были рабочие Ю. Ибрагимов, Р. Икрамов и др. Правые элементы национальной буржуазии, феодально-байская верхушка и мусульманское духовенство, напротив, сыграли в восстании антинародную, предательскую роль. Буржуазные националисты — джадиды и алаш-ордын-цы — открыто призывали к поддержке царизма и помогали проведению мобилизации. Оппозиция буржуазии в лучшем случае ограничивалась прошениями об отсрочке набора рабочих или об освобождении от набора небольших групп «незаменимых» рабочих.

 

В отдельных районах, в частности, на юге Семиречья, в Джи-заке, Теджене и в пойме р. Гюрген, оппозиционно настроенные против царизма байские сепаратистские элементы пытались использовать народное движение в своих корыстных целях. Они примкнули к восстанию, возглавили и организовали крестьянство нескольких районов в борьбе против набора, стремясь повести национально-освободительное движение по своему, буржуазно-байскому пути, обеспечивавшему укрепление их господства над трудящимися массами и их позиции в конкурентной борьбе с русской буржуазией. Выбирая из своей среды ханов, они стремились вместо царской власти создать и укрепить свою байско-буржуазную власть.

 

Первая искра восстания вспыхнула 4 июля 1916 г. в Ход-женте; через неделю оно перекинулось в район Самарканда, а в середине июля охватило уже всю Фергану, Ташкент и близлежащие районы Сыр-Дарьинской области, а также значительную часть уездов Самаркандской области. По официальным данным, в Самаркандской области произошло 25 выступлений, в Сыр-Дарьинской — 20 и в Фергане — 86.

 

Царские сатрапы немедленно ответили на справедливый гнев угнетенных народов кровавыми репрессиями. Только в Фергане в июле 1916 г. произошло 14 столкновений войск и полиции с восставшими. Однако движение продолжало расти; особенно большие размеры приняло оно в Ташкенте, Андижане, Маргелане. В Семиречье восстание продолжалось до сентября 1916 г., а в Закаспийской области — до конца января 1917 г. Для усмирения туркмен правительству пришлось бросить десятитысячную карательную экспедицию, которая огнем и мечом прошла по всему Закаспию.

 

Наибольший размах восстание приобрело в казахской степи (Акмолинская, Семипалатинская, Уральская и Тургайская области). Его вождями стали национальные герои казахского народа: сын бедного пастуха Амангельды Иманов и большевик Алибий Джангильдин. К началу октября 1916 г. Иманов собрал в Тургайском и Иргизском уездах около 15 тыс. повстанцев, организованных в 20 отрядов. Активное участие в борьбе принимали также местные рабочие-горняки. 22 октября началось тщательно подготовленное наступление повстанцев на Тургай. На подавление восстания было брошено 17 рот пехоты и 19 казачьих сотен и эскадронов кавалерии с 14 орудиями и 17 пулеметами. Однако лишь к 16 ноября 1916 г. экспедиционному отряду удалось прорваться к городу и освободить осажденный гарнизон.

 

Во второй половине ноября численность повстанцев достигла 50 тыс. Подавление восстания затягивалось. «Не подлежит сомнению, что на умиротворение края потребуется не менее 1—2 годов»,—доносил в Петроград командующий Казанским военным округом, отмечая необыкновенную храбрость и организованность восставших. Вооруженные лишь пиками, они смело атаковали регулярные войска. Несмотря на отход от восстания ханской и байской верхушки, героическая борьба казахского народа продолжалась буквально до свержения самодержавия. Антивоенные выступления в ответ на указ от 25 июня 1916 г. имели место и в других национальных районах, например, в Терской области и на Алтае. Для оценки предпосылок Февральской революции очень показательно, что взрыв начался с колоний. Если в 1905—1907 гг поддержка революции в России со стороны трудящихся колоний была в общем слабой, то теперь она выражалась в мощном революционном подъеме. Царизм и империализм, интенсифицируя военно-феодальную и расширяя капиталистическую эксплуатацию колоний, проводя политику национального угнетения народов окраин России, тем самым готовили почву для разрушения своей колониальной системы, для включения национально-освободительной борьбы в общий поток борьбы за демократию и социализм.

 

В 1916 г. продолжался и процесс разложения «верхов». В январе при деятельном участии Распутина на пост председателя Совета министров был назначен Б. В. Шттормер. Бывший премьер И. Горемыкин, этот типичный чиновник эпохи «благочестивого» Александра III, был для всесильного «старца» недостаточно удобной фигурой: он слишком верил в божественное происхождение царской власти и с подозрением относился к различным проходимцам вроде Манасевича-Мануйлова, князя Андронникова или митрополита Питирима, которых рекомендовал царю Распутин. В то же время Горемыкину явно не хватало гибкости в проведении реакционного курса; его конфликт с «прогрессивным блоком» принял затяжной характер, что вызвало особую тревогу ввиду предстоящего созыва Государственной думы.

 

Штюрмер — архиреакционный бюрократ школы Плеве, беспринципный, лживый и жадный к казенным деньгам — не имел своей политической программы и был послушным исполнителем воли царицы и Распутина. Назначение его было встречено резко отрицательно и либеральной буржуазией, и союзниками, и большей частью министров. Гучков прямо писал начальнику штаба Ставки генералу Алексееву, что «власть гниет на корню». У Штюрмера репутация «если не готового предателя, то готового предать»,— добавлял он1.

 

В марте Штюрмер стал по совместительству и министром внутренних дел, устранив Хвостова, который замышлял убийство Распутина и стремился столкнуть самого Штюрмера. Почти одновременно с этим закончилась и кратковременная карьера военного министра Поливанова, защищавшего домогательства буржуазии в деле организации военного хозяйства. Особенно встревожило Штюрмера стремление военного министра открыть буржуазии доступ к распоряжению займами союзников.

 

На руководство Военным ведомством один за другим посыпались удары. Деятельность Особого совещания по обороне, которым руководил Поливанов, была найдена «в резком несоответствии с видами и намерениями объединенного правительства», и вскоре Поливанов был заменен Д. С. П1уваевым, скромным и довольно ограниченным армейским интендантом.

 

С середины 1916 г. стали систематически урезываться функции буржуазных организаций, а 7 июля был смещен убежденный сторонник «прогрессивного блока» Сазонов. Его портфель был также передан Штюрмеру, новое назначение которого было не без оснований воспринято буржуазией как усиление прогерманского влияния в придворных сферах. После того как управляющим Министерством внутренних дел стал А. Д. Протопопов, Распутин нагло заявил, что теперь он «всю Россию держит в своем кулаке». Однако вся эта министерская эквилибристика уже не могла спасти самодержавие. Революция стояла на пороге.

Категория: История | Добавил: fantast (31.10.2018)
Просмотров: 1341 | Рейтинг: 5.0/1