Основные тенденции в общественном движении 40-х годов XIX века. Формирование революционно-демократического направления

Основные тенденции в общественном движении 40-х годов XIX века. Формирование революционно-демократического направления

Напряженность и острота идейных исканий особенно усилились в 40-х годах. Это было объективным отражением все углублявшегося кризиса крепостнической системы, веками копившейся революционной энергии придавленного помещичьим и самодержавным гнетом крестьянства, которая ближе к середине столетия все чаще прорывалась в виде стихийных возмущений. Новая революционная теория, выражавшая интересы самого угнетенного класса русского общества — крестьянства, несла в себе качественно новые по сравнению с декабристской идеологией элементы: признание решающей роли народа в историческом развития, материализм и утопический социализм. Революционная мысль формировалась и крепла в борьбе с реакционными философскими системами, в острых схватках со всеми видами идейного оправдания существующего социально-политического строя. Как самая активная ведущая сила общественного развития революционное направление определяло и развитие философской, политической, литературной и эстетической мысли.

 

Во главе его стояли Белинский и Герцен — идейные вожди этого «удивительного времени наружного рабства и внутреннего освобождения».

Деятельность  Белинского и Герцена в 40-е годы

Осознав ограниченность субъективного идеализма, Белинский разочаровался в учении немецкого философа Фихте, которым увлекались друзья Станкевича. Но, переживая, по собственному признанию, «жажду сближения с действительностью», в условиях самой мрачной реакции Белинский ошибочно воспринял гегелевскую формулу «все действительное — разумно» как утверждение исторической правомерности николаевской монархии. Это заблуждение отразилось в направлении журнала «Московский наблюдатель», который он редактировал в 1838—1839 гг. В работе журнала участвовали привлеченные им многие члены кружка Станкевича. Однако никакое логическое оправдание произвола и угнетения не могло удовлетворить стремления Белинского к активному воздействию на действительность.

 

В октябре 1839 г. Белинский переехал в Петербург, где возглавил критический отдел журнала А. Краевского «Отечественные записки». Мертвящая атмосфера столицы с ее бюрократией, военщиной, жандармерией, бьющими в глаза социальными контрастами способствовала быстрейшему изживанию Белинским «насильственного примирения» с действительностью, как сам он позже назвал свои воззрения тех лет. Именно в это время произошло его сближение с Герценом, с которым он впервые познакомился еще в Москве летом 1839 г., когда Герцен ненадолго приезжал из своей ссылки.

 

Годы, проведенные в ссылке, открыли перед Герценом мир крепостной России во всей его неприглядной наготе. Он видел русских мужиков, шедших по Владимирке на каторгу, нищих, забитых, вымирающих от голода и болезней удмуртов, он был очевидцем вопиющих злоупотреблений местных администраторов и безудержного произвола помещиков. Все эти впечатления свели в конечном счете на нет налет мистицизма и религиозности в настроении Герцена в начале ссылки. Столкнувшись по возвращении в Москву с участниками кружка Станкевича, он был поражен теми политическими выводами, какие делались ими из философских рассуждений Гегеля, и решительно восстал против них. В ожесточенных опорах с Белинским Герцен отстаивал свои социалистические убеждения, боролся за сохранение революционной преемственности в русском общественном движении. Поддержку он нашел только у Огарева, уже вернувшегося к тому времени из пензенской ссылки. Оставшийся верным идеалам юности, Огарев писал тогда:

 

Есть к массам у меня любовь

 

И в сердце злоба Робеспьера.

 

Я гильотину ввел бы вновь...

 

Вот исправительная мера!1

 

В то время как Герцен и Огарев принялись штудировать труды Гегеля, чтобы подвергнуть глубокой критике его учение, Белинский, опережая всех, сам дошел до истинного понимания диалектики. В письме к В. П. Боткину от 10—11 декабря 1840 г. он провозглашает разумность «идеи отрицания как исторического права... без которого история человечества превратилась бы в стоячее и вонючее болото...». На почве критики учения Гегеля происходит идейное сближение Белинского с Герценом.

 

В 1841 г. Герцен снова был выслан, на этот раз в Новгород. Он воспринял это как грозное напоминание о необходимости активного действия. «Я было затерялся (по примеру XIX века) в сфере мышления, а теперь снова стал действующим и живым до ногтей,— писал он в этой связи Огареву,— самая злоба моя восстановила меня во всей практической доблести, и, что забавно, на самой этой точке мы встретились с Виссарионом и сделались партизанами друг друга. Никогда живее я не чувствовал необходимости перевода,— нет — развития в жизнь философии» 1 2. Так теоретические искания русских революционных мыслителей проверялись социальной практикой жизни.

 

Белинскому и Герцену принадлежит выдающееся место в истории развития русской материалистической философской мысли. В первой же статье своего философского цикла «Дилетантизм в науке», созданного в 1842—1843 гг., Герцен провозглашает великую роль научного мировоззрения, которое должно сделаться «живоначальным источником действования и воззрения всех и каждого...», орудием общественного прогресса3.

 

В единстве теории и практики Герцен видит основу взаимоотношений науки и жизни.

В «Письмах об изучении природы» (1844—184G гг.) — этом крупнейшем произведении материалистической мысли в России — Герцен на обширном материале вскрывает закономерности развития природы и мышления.

 

В. И. Ленин подчеркивал громадную историческую заслугу Г'ерцена, который сумел в крепостной России 40-х годов XIX в. встать в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Ленин отмечал, что «Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед — историческим материализмом» Г Сделав из философии Гегеля революционные выводы, Герцен обосновывал неизбежность утверждения социалистического строя как воплощение единства бытия и разума. Белинский, руководя в течение 1839—1846 гг. критическим отделом журнала «Отечественные записки», старался превратить его в орган революционно-демократической мысли. Идея отрицания, ставшая, по словам Белинского, его богом, определяла критическое направление журнала. Литература и искусство оценивались им с точки зрения исторических задач, стоящих перед обществом.

 

Главной задачей было, по мнению Белинского, уничтожение крепостного права. Но открыто говорить об этом в печати тогда было невозможно. Поэтому Белинский ограничивал свои высказывания двумя связанными с этой задачей вопросами: о правах личности и о судьбах исторического развития России. Их разрешению была подчинена вся литературно-критическая деятельность Белинского.

 

Вопрос освобождения личности он решал с позиций революционных и глубоко гуманистических, отстаивая права не исключительной личности, а «простого человека». Это был смелый вызов феодальному господству. Конечный результат борьбы за свободу личности Белинский видел в торжестве социалистических идеалов. Идея социализма воспринималась им как «идея идей, бытие бытия, вопрос вопросов, альфа и омега веры и знания. Она вопрос и решение вопроса». Именно в ней Белинский находил и решение проблемы исторического развития России, которое он рассматривал в русле общечеловеческой истории.

 

Те же идеи борьбы за освобождение личности, за избавление России от позорного ярма крепостничества отличали и беллетристические произведения Герцена, созданные им в первую половину 40-х годов. В романе «Кто виноват?» (1841—1846 гг.) личная трагедия героев раскрывалась как конфликт социальный, как драма всей русской жизни с ее полным бесправием личности, грубым и жестоким подавлением индивидуальности моралью крепостнического общества.

 

Трагедия таланта, вышедшего из самых народных недр и цинично раздавленного правом крепостного владельца, с громадной силой художественного воздействия была рассказана Герценом в повести «Сорока-воровка».

 

Наибольшего охвата проблем современной жизни человечества, остроты сатирического анализа русского социально-политического строя Герцен достиг в повести-памфлете «Доктор Крупов». Здесь впервые в русской литературе носителем широкой исторической концепции, мыслителем, стоящим на радикальных идейных позициях, выступал герой-разночинец. Материалист, воинствующий атеист и гуманист, доктор Крупов поглощен идеей оздоровления человечества. Ему еще не вполне ясны пути, но они, несомненно, идут через просвещение порабощенного народа, вооружение его материалистической теорией.

 

Публицистические выступления Герцена и Белинского вызывали яростную злобу со стороны идеологов реакции. Пропагандисты «теории официальной народности» типа Булгарина и Греча не брезговали при этом прямыми политическими доносами, раскрывая III отделению революционный смысл литературной деятельности Белинского и Герцена. По существу смыкались с клеветниками такие теоретики и апологеты самодержавия, как профессора Московского университета М. П. Погодин и С. П. Шевырев. Издававшийся Погодиным с 1841 г. при ближайшем участии Шевырева журнал «Москвитянин» противостоял передовой литературно-общественной мысли, выступая яростным оппонентом «Отечественных записок».

Категория: История | Добавил: fantast (11.09.2018)
Просмотров: 929 | Рейтинг: 0.0/0