[...] Говорят, что ведущие искусства нашей эпохи — это пейзаж и музыка... пейзаж это элегия, лирика живописи, а поэзия нашего времени вся лирична, вся элегична.

Произведения великих живописцев отличаются своим индивидуальным характером. Этой-то сильной индивидуальностью, которую называют стилем — ведь говорят, что стиль это человек, — великие мастера и увлекают нас, каждый по-своему, в область чувства, характера, правды. Они возвышают нас до своего идеала, так как все они почувствовали природу, все они пережили высшую степень того особого магнетизма, того сокровенного общения между человеком и природой, которое устанавливается, когда он поддается ее красноречивому молчанию. Кажется, в пейзаже и в музыке есть какое-то современное духовное начало, незнакомое древним. [...]

[...] Рисунок и цвет — это два основные элемента живописи. В пейзаже цвет необходим, он лучше всего выражает сущность пейзажа. Без цвета нельзя обойтись, так же как без рисунка. Почему-то господь бог не захотел создать цветы серыми, а закатам солнца придать стиль условного исторического пейзажа. Цвет дает рисунок, а рисунок цвет.

Рисунок, который образует форму, дает линии и акцент, подчеркивающий характер и содержание картины. Цвет является одним из самых ярких элементов красоты, выразительности, характера и сопутствует линии, смягчая, выправляя или усиливая ее. [...]

[...] Реставрация гордилась тем, что в ее эпоху была учреждена Римская премия за пейзаж.

На конкурсах деревья заменили академические фигуры. Но живописцам исторических картин было не трудно заставить своих натурщиков принять нужную позу. С дубом или ливанским кедром это невозможно. Пейзажисты обычно пишут какое-нибудь дерево, которое они не знают, даже никогда не видали, и потом начинают создавать тайком друг от друга, взаперти, в четырех стенах, без рисунков, без этюдов, без какой-либо натуры свою картину на конкурс. От них требуется не результат их личных впечатлений, но подражание условному, официальному, так называемому историческому стилю. Воздух в мастерских душный и спертый, в жарких теплицах искусства воображение увядает, уступая место рутине... Как можно обучать пейзажу по-прусски, в четырех стенах? Пейзажу нужен воздух, солнце и свобода, его модели всюду, где растет трава и распускаются почки.

Во времена Империи в пейзажной школе не делали или почти не делали этюдов. Не злоупотребляют ли теперь противоположным методом, не выдают ли иногда этюд за картину?

Постоянно изучать природу, все время, всеми способами, чтобы потом на основании этого изучения создать всеобъемлющее произведение, — вот что надо было бы делать...

Дагерротип смутил немало умов: ничто не может быть более фальшивым, более вредным, чем необыкновенное совершенство этого способа; он может быть полезным, когда дело идет о какой-нибудь детали, но нужно остерегаться, чтобы не соблазниться его фальшивой перспективой и этой немыслимой точностью передачи. Лупу надо оставить науке — чтобы наслаждаться красотами природы, достаточно глаз. [...]

[...] Если впечатление было очень сильным и если в тот же момент вы схватили и даже набросали основные его черты, все же вряд ли вы сможете его сразу использовать. Время выполнения придет потом даже хорошо дать созреть своему сюжету. Тогда увидишь разниц; между этюдом и картиной.

Небо может внести бесконечные вариации в пейзаж. Именно благодаря небу создается общее впечатление, это оно захватывает, придает неожиданность. [...] Применение в декоративной росписи помещений пейзажной живописи принесло бы большую пользу, все дело в том, чтобы согласовать живопись с назначением росписи.

Почему строители боятся использовать живопись как помощницу архитектуры?

Разве живопись может чем-нибудь умалить достоинство искусства, которое они справедливо уважают? Может быть, они думают, что, покрыв живописью архитектуру, они скроют ее прелесть и красоту? Если архитектура воспользуется стенной росписью, то прежде всего она потребует блеклых и нейтральных тонов. Яркие тона ее оскорбляют и пугают. [...]