Давид д’Анжер — скульптор, в творчестве которого сочетаются, а порой вступают в борьбу тенденции классицизма и нарождающегося романтизма.

Пьер Жан Давид* родился в 1788 году в Анжере. Отец Давида, скульптор-орнамен-талист, был активным участником Великой французской революции. В 1808 году юноша для заработка едет в Париж и работает в мастерской скульптора-декоратора Бенье, затем поступает в Школу изящных искусств, учится у Ролана и рисует у Луи Давида. В 1810 году он получает вторую Римскую премию и с 1812-го до конца 1815 года живет в Риме. Здесь он встречается с Кановой, влиянием которого окрашены первые произведения Давида. Вернувшись в Париж, Давид почти тотчас едет в Лондон изучать только что привезенные туда мраморы Парфенона. По возвращении во Францию Давид делает для моста Людовика XVI статую Конде, эскиз которой был показан в Салоне 1817 года (скульптура находится в Версале, а эскиз — в музее Анжера). В этой статуе, разрушая статичность классической композиции, скульптор стремился передать внутреннюю жизнь, движение — эта тенденция впоследствии будет развита Рюдом в статуе маршала Нея.

Новаторские тенденции еще более ощутимы в портретных медальонах и бюстах, на которых Давид запечатлел своих знаменитых современников, среди них было немало революционных деятелей: Лепелетье де Сен-Фаржо, Руже де Лиль, член Конвента Вадье (бюст которого сделан в том же 1817 году, что и статуя Конде). Как в бюстах, так и в медальонах скульптор стремится передать наиболее характерное в человеке. Недаром Гёте писал Давиду: «Особенно надо отметить, что Ваш талант схватывает индивидуальность каждого человека». Действительно, этим отличаются портретные медальоны молодого генерала Бонапарта, Делакруа, Альфреда де Мюссе, Марселины Дебор-Валь-мор, Жорж Санд (все в музее Анжера).

Так же, как в медальонах, скульптор свободен от условных канонов в своих скульптурных бюстах (Паганини, 1833; Ламартин, 1829, оба в музее Анжера). В монументальных же композициях, стремясь создать произведения большой идейной силы, большого стиля, он прибегает к реминисценциям классицизма в памятнике генералу Фуа (1827) на кладбище Пер-Лашез, памятнике Расину (1824—1833), в композиции фронтона Пантеона (1837) и др.

Наиболее убедительны те памятники, где он идет от жизненного впечатления, как, например, памятник герою, погибшему в борьбе за независимость Греции: «Молодая гречанка на могиле Марко Боццариса» (Миссолунги). Давид рассказывает, что идея памятника пришла к нему, когда он увидел на кладбище коленопреклоненную девочку, читающую могильные надписи. Давид, принявший участие в революции 1848 года, был изгнан из Франции. В изгнании (в Бельгии и Греции) он создал иллюстрации н Эсхилу, Софоклу, Еврипиду. Благодаря хлопотам Беранже он вернулся во Францию в 1853 году.

Отзвуки идей революционного классицизма слышатся в высказываниях Давида д’Анжера, когда он призывает искусство прославлять великие идеи, национальных героев, когда говорит о том, что художник должен работать для народа.

Но эпоха революционного классицизма прошла, классицизм выродился в академизм, а революционный дух сказывается теперь в прогрессивном романтизме. Этого не понимал Давид д’Анжер, он выступает против нового в искусстве, однако тут же, противореча сам себе, он призывает «не бояться смены систем». В высказываниях Давида можно отметить и другие противоречия: не признавая, например, многого в романтизме, в частности изображения безобразного, он высоко оценивает искусство Жерико и Делакруа, или, призывая черпать сюжеты из древней истории, как знакомой всем, он одновременно ставит вопрос, что, может быть, должна быть создана новая «пластическая реальность, которая отобразила бы наши обычаи, наши нравы, наше время».

Однако Давид д’Анжер последователен, когда он ратует за высокое искусство, выступает против незначительных тем в скульптуре, против мелочности трактовки, против иллюзионизма, — он стремится сохранить большой стиль в искусстве.

Он ратует за искусство правдивое, выразительное, он советует изучать действительность, • чтобы «оживить движением вечно неподвижную материю». Уточняя это положение, Давид прибавляет, что позы, которые художник может подсмотреть «в толпе, среди простого народа», должны быть исполнены высокого достоинства. Вспомним, что и сам Давид д’Анжер любил делать подобные зарисовки.