Когда художник уверен, что он идет по правильному пути, когда он идет по стопам тех своих предшественников, которые по праву заслужили широкую известность, он может вооружиться смелостью и уверенностью, присущими подлинному таланту. Он не должен позволять сбить себя с верной дороги из-за порицания невежественной толпы. Ведь прав — он, это он должен давать уроки и образцы вкуса.

Чем больше в вас уверенности и силы, тем больше следует быть доброжелательным к колеблющимся и слабым. Доброжелательность — это одно из великих качеств гения.

Несчастье великих художников, известное только им одним и на которое они сетуют только в своем кругу, заключается в том, что их недостаточно понимают. Только общий эффект от произведения обусловливает успех, но все совершенные детали — целая масса черт, драгоценных либо в силу тех усилий, которых они стоили (или же почти ничего не стоили), — вот чем могут тайно, наедине наслаждаться лишь немногие знатоки, вот о чем ничего не говорят аплодисменты публики, вот о чем зависть всегда умалчивает и что невежество никогда не сможет понять; а понимание этого явилось бы первой наградой для истинных талантов.

Время отдает справедливость всему. Абсурдные творения могли поразить, обмануть свой век фальшивыми, но ослепляющими чертами, потому что обычно люди редко судят самостоятельно, а чаще плывут по течению. Ведь верный вкус почти так же редок, как и талант. Вкус!.. Он состоит не столько в том, чтоб оценить хорошее там, где оно очевидно, сколько в умении распознать его под толщей скрывающих его недостатков. У истоков некоторых искусств есть много неоформленного, но они иногда таят в себе больше совершенства, чем самое завершенное искусство.

Между хорошим вкусом и добрыми нравами гораздо больше связи, чем это обычно думают. Хороший вкус — это прекрасное чувство добропорядочности, идущее от счастливых наклонностей и развитое широким воспитанием.

Только грубый стиль в искусстве, будь то живопись, поэзия или музыка, естественно нравится большинству. Наиболее возвышенные достижения искусства не доходят до малокультурных умов. Утонченный вкус — это плод воспитания и опыта. При рождении мы получаем только возможность приобрести этот вкус и его совершенствовать, точно так же мы рождаемся с предрасположением к усвоению общественных законов или с умением к ним приспособиться. Только в этом смысле, но не больше, можно говорить, что у нас врожденный вкус.

Невежественная толпа проявляет столь же мало вкуса в своих суждениях о картине, об ее воздействии или характере, как и о реальных явлениях. В жизни она будет приходить в восторг от грубости и напыщенности; в искусстве она всегда предпочтет натянутые, принужденные позы и резкие краски благородной простоте и спокойному величию, какие мы видим в картинах старых мастеров.

Можно ли достаточно любить высшую красоту, достаточно любоваться ею! Какой цветок, среди самых красивых, может сравниться с розой, а среди птиц небесных, какую можно приравнять к орлу Юпитера? Точно так же — найдется ли что-либо равное произведениям Гомера, статуе Фидия, картине Рафаэля, лирической трагедии Глюка, квартету или сонате Гайдна? Есть ли что-либо более прекрасное, более божественное, а следовательно, и более достойное обожания?

Чтобы извлечь пользу из критики наших друзей, необходимо, чтобы мы знали их характер, их вкус, их образ мышления и умели б разобраться, в какой степени их замечания могут быть справедливы.

Чтобы быть хорошим критиком великого искусства и высокого стиля, надо быть наделенным тем же чистым вкусом, который руководил художником и направлял его при создании своего творения.

Мало есть людей, будь они учеными или будь они даже невежественными, чьи мысли о произведениях художника, если только они высказаны свободно, не могли б быть полезны. Единственно, чье мнение совершенно бесполезно, — это мнение полузнатоков.