Перекличка литератур

Повесть Абдуллы Каххара «Птичка-невеличка», с которой мы познакомились в переводе Константина Симонова,— одно из выдающихся произведений современной узбекской литературы. Так по большей части об этой книге и пишут: определяют, какое место она занимает в узбекской прозе, какие специфически узбекские вопросы в ней разрешаются. Все это и уместно и правильно. Но, на мой взгляд, об этой книге можно и нужно говорить как о произведении не только узбекской, но и всесоюзной нашей литературы. Не только в том значение повести А. Каххара, что мы знакомимся с сегодняшним днем одной из республик Советского Союза, но 'и в том, что в ней поднимается такая проблематика, которая так или иначе, в большей или меньшей мере, непосредственно касается любого из нас. Разумеется, вопрос о национальном колорите в «Птичке-невелич-ке» этим вовсе не снимается; наоборот, яркая национальная окрашенность повести лишь способствует тому, что резче, отчетливее выступает общесоюзная масштабность тех процессов, которые писателем изображаются.

Показательно, что, когда читаешь повесть А. Каххара, подчас возникают параллели, чувствуется перекличка с некоторыми произведениями русской советской литературы. Здесь нет, однако, никакой подражательности; налицо здесь естественная и оправданная общность идейных и художественных поисков работающих бок о бок авторов. В «Птичке-иевеличке» основной конфликт разворачивается между Арсланбеком Каландаровым и Саидой Алиевой, И вот Каландаров этот многим напоминает иных героев В. Овечкина, а Саида — Настю Ковшову из «Повести о директоре МТС и главном агрономе» Г. Николаевой.

Когда я сопоставляю Саиду и Настю, я отлично отдаю себе отчет в том, что по своему характеру, по своим повадкам, по своему психологическому облику они совсем разные. Саиде, например, не чуждо наивное девичье честолюбие; ей приятно, когда при столкновении с Каландаровым она берет верх, когда ей — девушке, женщине — удается загнать своего противника в тупик. И это, между прочим, не просто индивидуальная ее черта, это характерно для той среды, что ее окружает и где до сих пор окончательно не преодолено феодально-байское отношение к женщине. Недаром в узбекской литературе борьба женщины за свои права, за свое не юридическое только, но и фактическое равноправие — одна из основных, ведущих тем. Что касается Насти, то она начисто лишена каких бы то ни было элементов какого бы то ни было честолюбия; она настолько увлечена своей работой и настолько убеждена в своей правоте, что ей и в голову не приходит удивляться и торжествовать, когда правота ее подтверждается.

Но что же в таком случае роднит меж собой этих девушек, так мало с первого взгляда друг на друга похожих? Ответить на это нетрудно: чистота их устремлений, чувство ответственности за все, что вокруг них творится, непримиримость к любителям «легкой жизни», ловчащим сделать на копейку, а получить на рубль, неспособность пойти на компромисс со своей совестью, какие бы житейские удобства или выгоды это ни сулило. Высокая принципиальность, бескорыстие, желание жить и работать по большому счету — те замечательные качества, которые свойственны лучшим представителям нашего народа и нашей молодежи, в полной мере присущи и Насте и Саиде.

Однако, — мимо этого проходить ни в коем случае нельзя, — стремление хорошо работать и достойно жить само по себе желаемых результатов на практике может и не дать. Одного стремления мало, необходимо еще и уменье. А кроме того, необходимо еще одно условие — за свою правду нужно бороться не в одиночку.

Когда появилась «Повесть о директоре МТС и главном агрономе», и критика и читатели в подавляющем своем большинстве отметили, что книга эта и ее центральная героиня производят какое-то двойственное впечатление. При всей убедительности и всей привлекательности самого образа Насти Ковшовой, «чудеса», которые она совершает, не могут не вызвать у нас сомнения. Во-первых, странно как-то, что «девчушка» эта, только что покинувшая институт, всегда и во всех без исключения случаях оказывается права — ни ошибок, ни промахов, ни просчетов у нее не бывает. И с опытом местных людей, похоже на то, считаться ей ни к чему, — напротив, она всем указывает, что надо делать. А ведь обстановка, в которой она очутилась, далеко не простая — и были тут до нее отнюдь не только деляги и «подрядчики» вроде Фарзанова, но и честные, умелые, думающие работники. Во-вторых, удивительно легко все-таки эта маленькая девочка с бантиками выходит победительницей в единоборстве с руководителями МТС — четырьмя здоровенными, рослыми мужчинами, которых она довела до такого неистовства, что они поклялись стереть ее в порошок. Поневоле приходишь к выводу, что, возвеличивая свою героиню, автор, грубо выражаясь, несколько «переборщил».

Какова же, спрашивается, основная причина, по которой победа Насти Ковшовой в ситуации, изображенной в повести, представляется сомнительной? Я полагаю, главное здесь в том, что писательница показала нам именно единоборство своей героини со всеми, от кого зависит положение дел в МТС, что действует, борется и побеждает Настя одна. Правда, у Насти очень быстро появляются сторонники и поклонники— комсомольцы Гоша и Костя, «неунывающий дед» Силантий, Варвара из отстающего колхоза «Октябрь». Но разве это коллектив, вместе с которым работает Настя, обогащаясь его разумом, его волей? Нет, это скорее свита, которая лишь сопровождает героиню на всем протяжении ее шествия по повествованию. Образно выявлены в книге только ее ум, ее инициатива, ее знания, ее решимость. В действительности, однако, разгромить фарзановых, смести их с нашего пути, доказать не словами, а делами их несостоятельность можно лишь в итоге усилий и борьбы коллектива.

К слову сказать, превосходно показано это в последнем произведении Г. Николаевой — романе «Битва в пути»1. Пока главный герой романа Бахирев пытается собственными своими силами справиться с Вальганом и с той порочной системой, которую директор завода так усердно насаждает, он ничего серьезного добиться не может, хотя его установки и предложения в основном правильны. И Вальгану поэтому не без основания кажется, что он с Вяхиревым разделается без труда. Но когда Бахирев идет к людям и вместе с ними выступает против технической' отсталости, против негодных методов руководства, против равнодушия к человеку и результатам его труда, от Вальгана, что называется, и мокрого места не остается. И этому веришь, с этим соглашаешься, попросту по-человечески радуешься за его героя, с которым свыкся и сблизился, читая книгу.

Такую же радость, по-моему, должна доставить читателям худенькая, хрупкая Саида. Эта скромная девушка сперва и не помышляла о том, чтобы иметь какие-либо дела с Каландаровым. Работала она в райкоме партии техническим секретарем, по мере сил помогала секретарю райкома Насырову, совсем недавно избранному на этот пост, и была не то что удивлена, но крайне встревожена и даже перепугана, когда узнала от Насырова, что бюро райкома прочит ее секретарем парторганизации в колхоз «Бустон». В этом крупнейшем колхозе района как раз и является председателем Каландаров, а он, как очень хорошо знает Саида, не согласится терпеть рядом с собой партийного секретаря, который не захочет плясать под его дудку. Я упомянул уже, что Каландаров напоминает некоторых героев В. Овечкина. Как выясняется из повести А. Каххара, под небом солнечного Узбекистана порой происходит примерно то же, что и в средней полосе России. Каландаров — хороший работник, с крепкой организаторской хваткой, настоящий народный самородок; попав во время войны в «Бустон», он в скором времени, за каких-нибудь два года, вывел этот колхоз в число передовых. А затем началось то, что нередко в таких случаях бывает. Поднялась шумиха, и Каландарова свыше всякой меры захвалили. Немалую роль сыграл в этом предшественник Насы-рова товарищ Кадыров, «очень еще молодой человек, слишком молодой», как вскользь замечает писатель.

«Район был большой, — читаем мы в повести,— секретарь молодой, а колхоз «Бустон» самый крупный в районе. Всюду бывает трудно, в одном месте бывает легче! Всех людей знать трудно, одного человека знать легче! И зачастил молодой секретарь в колхоз «Бустон», а в колхозе «Бустон» зачастил к Каланда-рову: ведь пока всех обо всем расспросишь! А председатель все сразу сам расскажет... По всякому поводу, а порой и без повода, стали районные руководители все чаще направлять свои стопы в «Бустон», а где чаще бываешь, там и дорожка проторена, а по проторенной дорожке и ездить легче. Так одно за другое и цеплялось. Дошло до того, что вошло в обычай оказывать «Бустону» и духовную и материальную поддержку за счет других, соседних колхозов: даже и жалобы, говорят, на это были, но ведь если характер твердый, жалобу недолго и под сукно положить!..»

Думаю, дальше можно не цитировать,— картина ясная. Преисполненный собственного достоинства, избалованный Каландаров делает в колхозе что его левая нога захочет, ничьего мнения не признает. А так как человек он хоть и способный, но малограмотный (впрочем, и грамотный человек не может быть семи пядей во лбу), нас не должно удивлять, что наряду с большими успехами в деятельности колхоза мы встречаемся с целым рядом упущений. В частности, — что в условиях Узбекистана особенно важно, — очень серьезные претензии своему председателю могут предъявить женщины-колхозницы.

И вот с таким-то самовлюбленным и самоуверен-^ ным «львом» и удается в конце концов совладать молоденькой Саиде — удается в повести и удается в представлении читателя, который не испытывает никакой потребности вступать с автором в дискуссию по поводу происходящего в его книге, а признает ход событий в ней естественным, закономерным. Первоначально вместе с героиней он, читатель, опасался, что ей не удастся направить Каландарова на путь истинный, но постепенно он приходит к убеждению (и не просто приходит к убеждению, а видит), что ей это вполне под силу.

Почему же под силу? — встает законный вопрос. Да потому, что тот поворот в жизни колхоза, который на поверхностный взгляд связан только с приходом туда Саиды, в действительности осуществлен вовсе не одними лишь ее личными усилиями. Он был подготовлен глухим, подчас неосознанным недовольством многих колхозников, которое до поры до времени Ка-ландаров подавлял — не без помощи Кадырова и ему подобных. Он был подготовлен и в сознании передовиков «Бустона», — ведь если райком решил рекомендовать в «Бустон» нового партийного секретаря, то отчасти и потому, что об этом просили несколько коммунистов колхоза. Настю Ковшову в ее борьбе поддерживала в основном вера в правду, о которой у нее, признаться, довольно-таки абстрактное представление; у Саиды Алиевой, как видим, куда более весомая, куда более ощутимая и реальная поддержка.

Разумеется, я не могу отрицать ни того, что Саиде, в особенности на первых порах, было трудно, даже очень трудно, ни того, что частенько она себя чувствовала предоставленной себе самой. Сила коллектива — не такая сила, которая проявляется автоматически. Кроме того, обратим внимание на конкретные обстоятельства, в которых начала работу героиня повести. Насыров, направляя Саиду в «Бустон», не счел нужным опекать каждый ее шаг, — так самостоятельных работников не воспитывают, — да самолюбйвая, гордая девушка и сама не захотела бы такой мелочной опеки. А затем, по приезде в колхоз, ей пришлось первым делом отстаивать от Каландаро-ва свое положение, свой «престиж» как секретаря парторганизации, В таких условиях волей-неволей надо бороться самой, без чьего бы то ни было вмешательства со стороны. Иначе получилось, когда Саида с головой окунулась в хозяйственные и культурно-бытовые дела колхоза. Тут-то и сказались вскоре плоды ее борьбы с Каландаровым за авторитет местной партийной организации, борьбы очень важной и совершенно необходимой, хотя и носившей предварительный, если можно так выразиться, характер. Она помогла создать обстановку, в которой коллектив в состоянии был выявить свою силу — силу, которой не мог уже не подчиниться властный Каландаров и которая, кстати сказать, во многом поправила также и Саиду. Мы не ощущаем в повести А. Каххара преувеличения подлинных возможностей и достоинств героини, — она действительно «птичка-невеличка», но и «птичка-невеличка» сможет «на своих тонких лапках удержать целое небо», если не возомнит, что она сделает это одна-одинешенька, исключительно благодаря собственным своим необыкновенным качествам.

...Интересна и своеобразна манера, в которой написана повесть А. Каххара. Сразу видно, что автор ее из тех мест, где огромной популярностью пользуется знаменитый Молла Насреддин. Легкий, непринужденно-шутливый тон определяет стиль книги. Писатель охотно острит сам и охотно воспроизводит остроты своих героев. Нередко он заставляет их состязаться между собой в находчивости и остроумии,— ну, а если кто-нибудь из них не сумеет надлежащим образом парировать удар своего партнера, А. Каххар не преминет это весьма язвительно отметить.

Понятно, в зависимости от того, о ком ведется разговор, в повести меняются речевые краски. О Саиде или, скажем, о будущем ее муже, сыне Каландарова Казимбеке, рассказывается с добродушной, мягкой улыбкой, оттеняющей неопытность и незрелость героев, но проникнутой непритворным чувством доброжелательства и как бы подчеркивающей, что автор искренне любуется их романтической, порывистой молодостью. Иначе обстоит дело с Каландаровым, когда он важничает, надувается спесью, — тут писатель хохочет громко, заливается, и ясно, что он страшно доволен, когда Саиде удается метким словом поддеть председателя. Иное отношение у А. Ках-хара к Хурнисе, жене Каландарова, — говоря об этой болтушке и бездельнице, он не скрывает своего презрения. Наконец, портрет подхалима Ишана, без которого тщеславный Каландаров прямо жить не может ■и который приносит много вреда колхозу, набросан резко сатирическими штрихами; главное чувство, которое испытывает к нему автор, — это отвращение. Масса оттенков и нюансов, разнообразящих ткань произведения и сливающихся воедино, в одно стилистическое целое, объединенное единой мыслью, единым художественным восприятием!..

Никуда не годится, бесспорно, когда писатель преуменьшает дурное и злое, что есть в нашей жизни. Никуда не годится, когда он оглупляет умных, упорных и неподатливых врагов. Но, честное слово, многие из тех, против кого приходится вести борьбу, гораздо менее грозны и сильны, чем им самим кажется. Не к чему стрелять по воробьям из пушки. Каландаров, разумеется, не воробей, но все-таки птица он не очень высокого полета. Для того чтобы принять его за орла (или за льва), нужно совсем не обладать чувством юмора. И то, что А. Каххар без стеснения высмеял его, вместо того чтобы серьезно и долго его изобличать, по-моему, верно во всех отношениях— и политически, и художественно.

...Если читатель не верит в художественный образ, если он подвергает сомнению подлинность того, что изображает писатель, художественного образа попросту не существует. Доверие к писателю и его героям — необходимая, элементарная предпосылка, предопределяющая действенность художественного произведения; в противном случае, если этого нет, то и разговаривать, собственно, не о чем. Но вот какую сторону вопроса хочется выделить, когда речь заходит о таких литературных героях, как Настя или Саида. Тут дело не в том только, согласимся ли мы с тем, как выведены эти герои, правильно ли, убедительно ли они даны. Для читателя — и прежде всего для читателя молодого, сверстника героя, — доверие к художественному образу связано тут с другим — с доверием его к самому себе, к своим силам, к своим возможностям. Нередко молодой человек в мечтах готов, что называется, горы своротить. Но тот же молодой человек, встретившись с реальными трудностями, зачастую теряется и отступает, признав для себя непосильными и непреодолимыми будничные тяготы повседневной борьбы с бюрократами, самодурами, очковтирателями, способными думать лишь о собственном благополучии. А межХу тем сплошь и рядом «не так страшен черт, как его малюют». Человек в наших условиях может сделать многое, гораздо больше, чем от него ожидают, гораздо больше, чем он сам от себя ждет, — если, понятно, он по-настоящему идеен, если он не станет донкихотствовать и если он будет добиваться, чтобы его энергия слилась с энергией других людей, работающих с ним рядом.

Не только внушить читателю доверие к своему герою, но и зажечь в нем веру в себя как в человека, которому по плечу большие свершения, большие дела, — что может быть благороднее, почетнее и радостнее для художника слова! Конечно, наряду с Г. Николаевой и А. Каххаром такую задачу ставят перед собой многие наши писатели, отыскивая свои пути образного ее решения, потому что это задача, значимость которой для нашей литературы вряд ли возможно переоценить. Мы много говорим о воспитательной роли художественной литературы. Однако когда пытаются «воспитывать» при помощи сухих нравоучений, голого морализаторства, толк получается обычно неважный. Иное дело—художественный образ, в котором трепещет живая жизнь и который убеждает неопровержимой силой жизненного примера,— как к нему не присмотреться зоркому взгляду, как к нему не прислушаться чуткому сердцу?!