[...] Не заблуждайтесь, граждане, музей отнюдь не бесполезное собрание предметов роскоши и развлечения, которые способны лишь удовлетворять любопытство. Он должен сделаться серьезной школой. Учителя пошлют туда своих юных питомцев, отец поведет туда сына. При виде гениальных творений юноша почувствует, как заговорят в нем те способности к наукам или искусству, которые вдохнула в него природа. Пришло время, законодатели, преградите дорогу невежеству, скуйте ему руки, спасите музей, спасите произведения, которые может уничтожить одно дыхание и которых скупая природа, быть может, никогда не создаст вновь.

Прискорбное небрежение уже нанесло пагубные удары памятникам искусства; я не намерен перечислять здесь перед вами все испытанные ими злоключения. Вы отвратите свои взгляды от прославленной картины Рафаэля, которую неумелая и варварская рука не побоялась осквернить. Полностью переписанная, она утратила то, что выделяло ее не только среди работ школы Рафаэля, но и среди собственных его картин; я имею в виду ее прекрасный колорит.

Вы больше не узнаете «Антиопу». Лессировки, полутона, словом, все то, что особенно отличает Корреджо и ставит его настолько выше величайших живописцев, — все исчезло.

«Мадонна» Гвидо Рени (в просторечии называемая «Швеей»), не расчищена, а смыта.

Вы будете искать «Моисея, попирающего ногами корону фараона», прекраснейшую картину художника-философа Пуссена, а найдете лишь погибшее после реставрации полотно, замазанное красной и черной краской.

«Мессинский порт», эта вершина гармонии, где солнце Клода Лоррена ослепляло глаза, стал кирпичным и тусклым по колориту и теряет из-за этого все то очарование, то волшебство, которые свойственны одному Клоду Лоррену; его блестящее произведение испорчено до такой степени, что только гравюра с него может утешить нас в этой потере.

Скажу вам о Верне: варвары! Они сочли его достаточно старым, чтобы испортить. Все его «Порты» (недавно написанные картины) уже наклеены на другой холст, обожжены, покрыты слоем грязного лака, скрывающего от глаз те достоинства, которые находят в них любители.

Я покраснел бы, если б стал перечислять вам массу картин, выставленных без разбора, без уважения к публике, и приписанных великим мастерам, тогда как это только копии.

Таким образом, имена Пуссена, Доменикино и даже Рафаэля присваивают множеству картин, которые недостойны видеть дневной свет и способствуют лишь распространению дурного вкуса и заблуждений.

Я ничего не говорю о немногих этрусских вазах и нескольких прекрасных бюстах, спрятанных под столами и в темных местах; кажется, что их попрекают даже тем жалким убежищем в музее, где они скорее скрыты, чем выставлены.

Но это еще не все, вам было неизвестно, граждане, и мне в первую очередь, так как я никогда не имел возможности этого видеть, что Республика обладает громадным собранием рисунков величайших мастеров... Мало того, едва ли известно, где они находятся. Они запрятаны в папки презренными сатрапами, которым тираны поручили некогда их хранение, и надо обратиться в Италию, к иностран цам, чтобы узнать, что они во Франции; их беспокойно скрывали от глаз художников и народа, словно боялись, чтобы возвышенные замыслы великих людей не стали соперничать в силе со столь завистливым духом деспотов.

Чтобы предупредить эти пагубные злоупотребления, чтобы сделать все доступным животворящему взгляду народа, чтобы предоставить каждому произведению ту известность и ту долю славы, которой оно вправе требовать, чтобы, наконец, установить в музее порядок, достойный хранящихся в нем предметов, не будем ничем пренебрегать, граждане коллеги, и не забудем, что процветание искусств — это возможность лишний раз восторжествовать над нашими врагами.

Когда теперь среди тревог, неразлучных со свободой в молодой республике, в ваших сердцах и на ваших лицах загорелась радость, вдохновленная победами наших армий на всех границах и торжеством наших легионов над всеми объединившимися деспотами, ваши взгляды обращаются к искусствам, равно способным украшать мир и венчать триумфальные празднества. Увлеченные пылкими порывами и гражданскими чувствами, вы сознаете, что великие свершения, естественно, должны оставлять по себе бессмертные следы, а значит, и памятники, которые будут говорить всему миру и нашим потомкам о величии французского народа; в эти счастливые минуты вам хочется все озарить блеском наших побед и все украсить лучами славы и счастья; но вы и всегда должны смотреть на искусства с этой высоты, чтобы придать всем своим законам то величие, которое в свою очередь вдохновляет на победы. В этом возвышенном порыве вы захотели в один день воздать четырнадцати армиям почести заслуженного триумфа, виновником и украшением которого был бы сам народ. И теперь свобода улыбается вашим стремлениям и пылкому рвению всех республиканцев, защищающих землю Франции.

Останемся же, граждане, на высоте этих блистательных успехов; исполним свое предназначение; двинемся к новым триумфам; наши воины желают того же.

Счастливый порыв сам движет колесницу Победы и Революции; будем по-прежнему управлять ею: да погибнут наши враги и да благословит нас народ. Преисполненные этих мыслей и оставляя хроники и подробности тем, кто думает, что летописи слагаются из протоколов, сохраним нашу историю в памятниках, как делали древние народы; они будут столь же величавы и бессмертны, как созданная нами Республика; и пусть гений искусства, охраняя принадлежащие нам великие творения, будет одновременно гением-созидателем новых шедевров.